До третьей звезды
Шрифт:
Без малейшей надежды, просто вдруг тебе тоже что-то про нас такое вспомнится, сообщаю, что весь август буду работать в мастерской З. И если смож…»
Глава 4
Артёмов
Как-то так вышло, что в Зареченске за всё долгое время службы побывать не довелось. Даже странно: один из немногих сибирских мегаполисов, важнейший центр оборонной промышленности остался в стороне от командировочных маршрутов. Заречье отмечалось в сводках регионом умеренным, без экстремистских излишеств. И начальник местного управления генерал Бурцев числился в главном кадровом резерве
До встречи с Бурцевым – Артёмов придвинул объективку: Сергеем Пантелеевичем, да – оставался час.
– Ты поговорить хотел, – в летнюю беседку заглянул Глеб. – У меня есть полчаса.
Артёмов-младший упругой спортивной походкой прошёл к холодильнику, достал бутылку пива.
– Тебе?
– Давай «Жигулёвского».
Всё равно с Бурцевым разговор пойдёт в неформальной обстановке. И не факт, что этот разговор окажется менее важным, чем предстоящий с сыном.
Глеб вытащил заодно блюдо с порезанным копчёным судаком, поставил на стол, сел напротив. «На кой чёрт они себя этими наколками уродуют? – Причудливые татуировки сплошь покрывали плечи сына замминистра. – Случись что по криминалу, его же в зоне под микроскопом рассмотрят, и не факт, что не найдут что предъявить». Артёмов привычно вздохнул о непредсказуемой судьбе Глеба. Тому отцовские вздохи были до звезды.
– У меня вечером встреча с друзьями. «Мерс» возьму?
– Возьми, – Артёмов помнил, что «Харлей» Глеба апгрейдит какой-то крутой спец из Химок, а сам он не планировал выбираться в столицу в эту субботу, тем более на дачном минивэне. – Тут вот что…
– Слушай, я маме уже говорил, что не намерен жениться до диплома.
Сын ловко разделывал руками рыбу, был спокоен. Жаль, что придётся это спокойствие слегка нарушить.
– Да хоть завтра женись, не в этом проблема.
– А в чём?
– В последствиях.
– Последствия со всех сторон положительные: молодая семья, чудесные внуки. Что ещё нужно, чтобы спокойно встретить старость в этом дивном уголке тихого Подмосковья? Ты же не намерен бороться с врагами Отчизны до последней стадии Альцгеймера?
– Ты друзей своей Людмилы хорошо знаешь?
– Знаю. Нормальные ребята. Слава богу, почти все не из столицы нашей родины, а из более приличных мест.
– Ладно, – Артёмов открыл тонкую папку, достал лист донесения. – Тенгиз Гверия, восемнадцать лет, уроженец Волгограда. Мать, Гверия Наталья Александровна, отбывает исправительный срок в чёрном статусе.
– Родителей не выбирают.
– Я в курсе. Галина Сорокина, двадцать лет, приехала учиться в МГИМО из Салехарда. Старший брат под следствием за подпольную подрывную деятельность по линии минздрава: публичные призывы против вакцинации. Евгений Чернов, восемнадцать лет, окончил с отличием Омский кадетский корпус. Отец на общем статусе. Ксения Примакова, девятнадцать лет, из Иркутска, оба родителя – пораженцы. Егор Привалов, восемнадцать лет, челябинец. Отец отбывает срок в уголовной колонии за коррупцию. Ну а про Люду, надеюсь, ты и сам всё знаешь: мать на сером статусе, сестра на общем. Вот и вся ваша тесная компания.
– И
– И ничего. Только оперуполномоченный опеки МГИМО зафиксировал подозрительную общественную активность вашей группы, отметив пораженческие высказывания отдельных вышеперечисленных студентов в общежитии вуза, провокационные вопросы преподавателям, регулярное совместное времяпрепровождение в ночных клубах с не вполне приличной репутацией. Он поехал уже на повышение замначальником опеки на Звезду-5 – хорошие специалисты должны продвигаться в нашей системе, но что мне прикажешь делать с донесением? Которое, конечно, не было зафиксировано на входе в центральную базу из-за твоего в нём присутствия, однако следы рапорта где-то всё равно остались и осели, будь уверен, в такой же отдельной папочке. Не знаю у кого, но лежат точно, ждут своего часа.
Глеб ерошил аккуратную русую причёску, молчал недолго. Поднял голову, посмотрел в глаза прямо, без вызова, но с каким-то неуловимой жалостью, что ли.
– Слушай, пап. Это мои друзья. Они все хорошие люди, что бы ни писали о них твои стукачи-задроты. Вашими же стараниями в этой стране выжжено, вытоптано, закатано в асфальт всё самое чистое, самое нежное. Вы сами не замечаете, как занесли во враги народа его большую часть. У вас же в благонадёжных числится только самое отборное говно, понимаешь? С которым стрёмно дружить, которое нельзя любить, которому нельзя верить. Куда мне деваться, скажи? Где искать друзей? Среди ваших юных активистов с оловянными глазами? Скажи!
– Ты сам мальчик с положительной анкетой. У тебя тоже оловянные глаза?
– Так у меня чистая анкета исключительно твоими стараниями, потому что ты хочешь, чтобы я оставался живым человеком. Вот и всё. А остальные для вас чужие, их не жалко – хоть пораженцев, хоть юных преданных активистов, защитников сгнивших идеалов за ваши тупые социальные лифты.
– Всё?
– Всё.
– Я тебя услышал. Нам обоим сейчас некогда, а разговор начался правильный, важный. Давно надо было по душам. Мне нужно подумать, договорим завтра, хорошо?
– Конечно. Так я машину возьму?
– Я же сказал.
Отец взял Глеба за руку. Это был момент истины, давно ожидаемый случай выхода на признание, говоря профессиональным языком. Редкая откровенность, говоря языком семейным. Точная возможность спокойного ясного разговора, результатом которого должна стать уверенность в дальнейшей судьбе единственного сына, возвращение его из закономерного юношеского бунта против старого мира обратно в семью и в государство, которое ему так сейчас не нравится. Артёмов-старший карьеру сделал на переубеждении матёрых волков-агитаторов. Если бы не этот Бурцев… Ладно, будет ещё и завтрашний день. Сейчас важно не расплескать правильную тональность.
Притянул голову Глеба к себе, упёршись лбом в лоб сына:
– Что бы ты ни говорил, что бы ты ни чувствовал, помни – я тебя очень люблю. Мы с мамой тебя любим. Езжай.
Глеб упрямо дёрнул голову в сторону, как в детстве. Чуть задержал взгляд, ощупал им лицо отца. Неожиданно взял за плечи:
– Хорошо, что поговорили. Пойду, маму поцелуй от меня, как приедет.
Легко сбежал по деревянным ступеням, свернул за угол дома. На веранду залетела паутинка, прилипла к пустой бутылке из-под пива. «Долгое бабье лето нынче, на рыбалку бы хоть раз успеть выбраться», – подумал генерал Артёмов и собрал тару с остатками рыбы в мусорное ведро.