До захода солнца
Шрифт:
Я сжала губы.
Люсьен продолжал говорить.
— Мы с Катриной были друзьями пятьдесят лет, Лия, но знаком я с ней семьдесят пять лет. На этой неделе я подал заявление о разделение с ней. Ты знаешь, что значит это заявление?
Я кивнула.
Он посмотрел, как я кивнула, продолжил:
— Наше предстоящее разделение не имеет никакого отношения к тебе и все, что связано с тобой.
Я вообще не хотела говорить об этом. Но, как обычно, у меня не было выбора. Люсьен продолжал говорить:
— Я знал, что с Риной что-то не так, а ты олицетворяешь
Его слова не проникли внутрь.
Это было неправдой, один раз хотя бы. Он назвал ее Риной.
Я слышала, как он сказал накануне, но теперь я почувствовала, как он произнес ее имя.
Мой желудок скрутило.
— Она любит тебя, — прошептала я, не обращая внимания на боль в животе.
— Она не знает, что такое любовь, — коротко ответил он. — У вампиров нет таких же ожиданий, когда они спариваются, Лия. Вечность — это очень долгое время. Нет ничего неслыханного в том, чтобы расходиться иногда на года, даже десятилетия. И верность определенно не является обязательным требованием для спаривания вампиров.
У меня было ощущение, что он что-то пытается мне объяснить о своих отношениях с Риной, но у меня также было ощущение, что он что-то хочет объяснить конкретно мне, типа, чтобы я не питала иллюзий на его счет, но я и не питала.
У меня пересохло во рту.
Поскольку в моем контракте говорилось, что он может свободно пользоваться моей кровью и моим телом, я не ожидала, что он будет верен своей паре, а тем более уж мне.
Так же очевидно, поскольку у него была пара, развод, другими словами, или нет, мне не стоит ожидать, что он будет верен мне. Ни моей крови, ни моему телу.
И тогда что-то ударило по мне. Что-то настолько всепоглощающее, что желудок скрутило, более острой болью, пронзившей меня насквозь.
У меня было достаточно опыта общения с неподходящими мужчинами, чтобы точно понять, о чем он говорил. И оргазм, который он наконец-то мне предоставил прошлой ночью и этим утром, был связан не с тем, что он хотел мне что-то дать.
Это был акт раскаяния Люсьена.
Несмотря на их правило неверности вампиров, он все равно чувствовал себя виноватым.
Я молча положила печенье на тарелку.
Затем прошептала:
— У тебя был секс прошлой ночью.
Мои слова прозвучали как обвинение, мне захотелось пнуть себя под зад. Мирна никогда бы не стала выдвигать обвинения, никогда за миллион лет. И у меня не было никакого права выдвигать обвинения вампиру. Вообще никакого.
Но я уже не могла забрать свои слова обратно.
Его лицо стало жестким.
— Лия...
Я взмахнула рукой, пытаясь исправить ущерб от своих слов, но нож в моем животе прорезал болезненную линию прямо до пищевода.
— Это не мое дело. — Беззаботно выдавила я, но мне показалось, что я потерпела неудачу.
— Лия... — начал он снова, но я начала разрезать свою жареную куриную грудку, заговорив.
— Ты просто будь собой, делай то, что хочешь, живи своей жизнью,
Я смотрела в свою тарелку, удивившись, даже самой себе, что вышла из игры и призналась ему в своем плане.
Это было ошибкой. Мне следовало не смотреть в свою тарелку, а смотреть на него.
— Свою работу? — спросил он шелковым голосом, которого я никогда раньше не слышала. Голосом, который был более чем пугающим. Страшным, отчего мои глаза метнулись к его лицу.
Похоже, я совершила ошибку. Ужасную.
Он разозлился. С запозданием я почувствовала, как его ярость заполнила комнату, и мне стало трудно дышать.
Я оказалась в замешательстве. Быть наложницей — это же и была моя работа.
Не так ли?
Пытаясь успокоить его гнев, я решила объясниться:
— Я поняла все вчера, Люсьен, — сказала я ему, поскольку меня это немного смущало, перевела глаза поверх его плеча, прежде чем вернуться к своей тарелке. Я положила кусочек курицы в рот и снова посмотрела на него.
Все это время он молчал, не ел, положив локоть на стол, держа в руке бокал с вином, его глаза прожигали меня.
Я продолжила проглотив.
— Я была идиоткой. — Мне казалось, что ему понравится моя реакция, но выражение его лица не изменилось. — Ты был очень добр ко мне, великодушен. — Я взмахнула вилкой в сторону кухни в слабой попытке высказать свою точку зрения. — Я не могу представить, что все вампиры такие, и даже если это так, это не плохая жизнь. Я... я... — Я запнулась, теряя суть, потому что выражение его лица все еще не изменилось, но я нашла в себе смелость закончить. — Я была неправа. Итак, вчера, когда у меня было столько времени на размышления, я решила, что буду выполнять свою работу, обслуживать тебя, пока не закончится Соглашение. Больше никаких ссор. Больше никаких истерик. Я обещаю.
Наконец он нарушил молчание, произнес:
— Обслуживать меня.
Я кивнула.
— Обслуживать меня, — повторил он.
Я снова кивнула, на этот раз более нерешительно.
— Не могла бы ты объяснить мне подробно, в чем, по-твоему, заключается твоя работа, Лия?
На самом деле он знал в чем.
Не так ли?
— Ты в курсе, — сказала я ему.
— Объясни мне, — повторил он.
Я в замешательстве склонила голову набок.
— Но… Я не понимаю. Ты же знаешь.
Он наклонился вперед на долю дюйма, его голос стал опасно низким, рявкнув:
— Объясни.
— Я… ты, я... — Я запнулась, затем исправилась, — должна быть для тебя доступна, чтобы ты смог кормиться и...... эм, делать другие вещи, когда захочешь. — Его губы сжались, и я продолжила: — И, знаешь, показывать тебе меня, посещать с тобой разные места и...
— Хватит, — потребовал он, и я закрыла рот.
Что-то было не так.
Я не думала, что скажу ему все это, но решила, что сейчас самое подходящее время. Карты на стол. Он выиграл, как всегда.