Добивающий удар

Птица Алексей

Мы потеряли на войне полмиллиона человек и теперь должны всех простить и брататься! После стольких жертв?! Так быть не должно! И я заявляю вам со всей сердечностью, что так и не будет. Это невозможно! Знайте это, дорогие граждане, отцы и матери тех людей, что сейчас гибнут на всех фронтах. Знайте, я не отступлю! И вы не отступайте!

Война скоро закончится, это я вам обещаю. Наступит мир и благоденствие. Рабочие снова смогут нормально работать, получая достойную оплату своего нелёгкого труда, а крестьяне получат давно ожидаемую землю. Но это будет

не сейчас и не завтра, нам нужно подготовиться и решить, в какой форме это лучше сделать. Национализировать ли её или раздать в аренду. В любом случае, вопрос с землёй будет решён. Это я вам обещаю.

Толпа огласилась ликующими криками и стала подбрасывать вверх головные уборы, скандируя: «Керенский!» На том, собственно, митинг и окончился, и Керенский уехал в Мариинский дворец, чтобы представить нового председателя правительства. А с этим было сложно.

Своему адъютанту Керенский дал указание оповестить все государственные органы, а также собрать представителей всех партий, которые не оказались вне закона, особенно напирая на лиц еврейской национальности, намекая на то, что Керенский весьма лояльно к ним относится. То, что это было не совсем так, Керенский уточнять не стал.

Сначала он хотел всё организовать в Таврическом дворце, но тот был настолько разгромлен и из него так отчётливо тянуло кровью, что Керенский всё же передумал. Дворец надо было реставрировать, но явно не сейчас. А так был бы весьма прозрачный намёк всей пятой колонне, они же умные…, поймут.

Назначение председателя Временного правительства проводили в Большом зале заседаний. На балконе расположились все выбранные члены правительства и охрана, незримо везде присутствующая. Бело-жёлтые стены зала и высокие величественные потолки придавали процедуре оглашения списка всех министров какую-то фантасмагоричность.

Перед торжественным действом озвучивания состава кабинета правительства все министры собрались в Красном зале Мариинского дворца. Большой красивейший зал, выполненный в бело-золотых тонах, весь в прекрасной лепнине, вместил в себя членов нового правительства и его бывшего председателя князя Львова. Сюда же был приглашён и сенатор Блюменфельд Герман Фадеевич.

Буквально перед самым совещанием у Керенского со Львовым состоялся напряжённый разговор.

— Георгий Евгеньевич, мною и другими министрами принято решение утвердить на должность председателя Временного правительства сенатора Блюменфельда. Вы с ним не знакомы, да это и не важно.

Князь Львов пожал плечами, сказав только.

— А не сильно ли это будет вызывающе, поставить во главе Российской империи еврея, пусть и сенатора?

— Вызывающе… Но что поделать, мы должны показать, на что мы способны ради свободы.

— Как хотите, я умываю руки.

— Отлично! — Керенский вежливо улыбнулся. — Тогда прошу вас официально объявить об этом и огласить, что это ваше решение на основании коллегиального соглашения.

Но Львов неожиданно заартачился.

— Нет-нет, я не буду говорить об этом, это ваше решение,

я знаю. Вы его приняли, вы его и озвучивайте. Я уже сказал вам, что я умываю руки! — и князь гордо отвернулся.

Керенский попытался ещё раз спокойно убедить бывшего председателя, но князь Львов не желал идти на контакт, и тогда Керенский вспылил.

— Послушай ты, тупой индюк! Ты мне уже надоел! Хочешь заживо сгнить в казематах Петропавловки, оглашая её равнодушные стены своими отчаянными криками? Или валяться на дне Невы, обгладываемый рыбами?

Стресс от постоянного ожидания смерти, ответственность, что незримым грузом Вавилонской башни легла на плечи, и вынесли наружу полу уголовный сленг. Керенский не желал больше сдерживать себя в угоду мнимой интеллигентности.

Он достал из внутреннего кармана маленький браунинг. Показательно передёрнул затвор и ткнул им в обширное пузо князя Львова, отчего тот ощутимо вздрогнул и испуганно посмотрел на Керенского.

— Я не собираюсь тут с вами в бирюльки играть. Вы уже далеко не ребёнок, князь… Либо вы согласитесь, либо вас постигнет та же участь, что и Гучкова с Милюковым. И я не собираюсь вас жалеть. Найдутся у меня в ведомстве и люди, которые с удовольствием поизмываются над вами, теша своё самолюбие. Соглашайтесь! Ну!

— Вы что, вы что?!

— Ничего! — Керенский схватил левой рукой князя за грудки, давя стволом пистолета, зажатым в правой руке, тому в живот. — Ну!!!

Князь весь затрясся, задрожал всем телом и непроизвольно громко испортил воздух.

— Я согласен, согласен!

— Вот и хорошо, — Керенский выпустил из рук Львова. — Выйдете вместе со мной в президиум, объявите своё решение, подчёркиваю, СВОЁ решение и можете тихо сидеть и молчать. И сегодня же можете уезжать из Петрограда куда вам будет угодно. Охрану вам я выделю, денег дам. Ясно?

— Понятно всё, конечно. Но зачем же так пугать, Александр Фёдорович? — немного успокоившись, сказал князь, утирая со лба обильный пот, хоть в кабинете и не было жарко.

— Я всё сделаю, как вы хотите. Как вам будет всё угодно, так и сделаю.

— Ну и прекрасно, Георгий Валентинович, просто прекрасно. Идёмте тогда, нам пора. Не держите на меня зла, я добрый, правда…

Войдя в Красный зал, где их ждали другие министры, они уселись на свои места. Через пять минут в двери постучались. Получив разрешение, в зал вошёл поручик Аристархов, адъютант Керенского.

— Разрешите ввести сенатора, Александр Фёдорович?

— Да, пожалуйста, мы все давно уже ждём.

В зал вошёл сенатор Блюменфельд. Керенский встал и быстро подошёл к сенатору, пожав ему руку.

— Господа, представляю вам председателя нашего Временного правительства.

В зале повисло недоумённое молчание, звякнула металлическая ручка с золотым пером в руках Терещенко, хмыкнул Юренев, снял очки Коновалов и стал яростно протирать их от грязи собственным платком.

— Однако, — выразил общее мнение министр промышленности Второв, — не ожидали. Не ожидали.