Добро Пожаловать На Темную Сторону
Шрифт:
После этого мой папа замолчал.
— Бенджамин, — сказала моя мама своим особенно мягким голосом, который заставляет его слушать её, — Он заслуживает того, чтобы сесть в тюрьму, но подумай о положительных сторонах. Если бы Луиза не пострадала, мы бы не знали, что с ней что-то не так.
У меня заложило уши, когда я услышала это, но не удивилась. Я уже давно болела, хотя никто не верил мне, когда я говорила, что чувствую себя плохо, потому что у меня не было насморка
— Мы еще ничего не знаем, Филиппа, — сурово сказал ей папа.
— Да. Врачи обеспокоены, дорогой. Ей потребовалось слишком много времени, чтобы остановить кровотечение, она потеряла сознание на два дня. Это ненормально. И еще тот факт, что она жалуется на боль уже несколько месяцев…
— Она ищет внимания, Филиппа, вот и все.
— Независимо от того, так это или нет, врачи проводят тесты, и все это выглядит не очень хорошо.
— Опять упрямишься, да, сынок? — хриплый старческий голос дедушки донесся до меня через дверь, и я машинально выпрямилась на кровати.
Дедушка был строгим, но в то же время он был очень добр ко мне и всегда дарил мне леденцы, если я правильно читала отрывки из Библии.
— Даже ты не можешь найти отпущение грехов для Зевса Гарро, папа, — сказал мой папа.
— Может быть, и нет, но я могу найти его для него в этой ситуации. Если бы не этот случай, сколько времени тебе понадобилось бы, чтобы понять, что Луиза серьёзно больна. Я говорил это один раз, скажу и сто раз: если кто-то не такой, каким ты хочешь его видеть, это не значит, что он не способен на добро.
Мой папа фыркнул.
— Я не буду благодарить преступника за спасение моей дочери, и он даже не спас её! Она лежит в больничной койке с пулевым ранением в плечо! Неужели я единственный здравомыслящий человек здесь, который видит, какое чудовище этот человек? Ему даже нельзя позволить отдыхать в одной больнице с моей дочерью после того, что он и его банда сделали.
— Бенджамин, хватит, — сказала моя мама, — Люди могут услышать тебя. Подумай, что они могут сказать?
— Нет, ты права. Нам нужно все правильно обставить, а я сейчас слишком взбешен, чтобы думать здраво. Мы поедем домой и обсудим, что сказать прессе. Гарольд, я не хочу, чтобы эти стервятники пытались добраться до моей дочери. Бог знает, что она им скажет.
— Бенджамин, — мой дедушка хмыкнул, — Она всего лишь девочка.
— Девочка, которой нужно повзрослеть. Что она делала, убегая от родителей и врываясь в драку, уму непостижимо.
Их голоса стихли, когда они шли по коридору прочь от моей комнаты. Я лежала неподвижно, хотя у меня болела рука, потому что всякий раз, когда родители вызывали у меня желание плакать, я говорила себе: «Не шевелись и успокойся.».
Плач был для младенцев, таких как моя младшая сестра Беа. Но не для меня. Я была Лафайетт, а Лафайетт не плачут. Даже когда в них стреляли,
Я долго лежала там, пока няня не пришла с Би проверить, как я. Они обе улыбались и смеялись, когда включали мультики на маленьком телевизоре на стене, но мне не хотелось улыбаться.
Единственное, что заставило меня почувствовать себя лучше, это батончик «Сникерс», который для меня протащила очень милая медсестра по имени Бетси.
Позже няня где-то разговаривала с врачами, потому что они никогда не делали таких вещей при мне. Наша соседка, миссис Брок, уже забрала Би и отвезла её домой. Я осталась одна, но я была счастлива, потому что злилась на папу за то, что он ненавидит моего монстра-хранителя, а няня не переставала прикасаться ко мне и говорить что-то по-французски, что должно было быть приятным, но я не понимала.
Я должна была остаться в детской части больницы, потому что меня оставляли на ночь, но мне там не нравилось. Там было много детей, и многие из них плакали. Это было грустно, и еще грустнее было то, что медсестры и персонал пытались скрыть это яркими цветами и множеством игрушек. Это не было счастливым местом, и это немного пугало меня.
Если я оставалась в своей комнате, как и должна была, было еще страшнее и грустнее, потому что дедушка говорил, что у меня хорошее воображение, поэтому было легко представить всех монстров, ползающих снаружи, которые только и ждали, когда я засну, чтобы съесть меня.
Кроме того, папа говорил, что мой монстр-хранитель тоже в больнице, так что, может быть я смогу найти его и сказать, чтобы он убегал.
Когда я двигалась, моя рука очень болела, но это было не слишком важно, потому что мое тело болело уже некоторое время, как будто моя кровь была в огне, и я была вулканом, который вот-вот извергнется.
Я вздрогнула, когда вытащила иглу из руки и увидела там фиолетовый синяк. Но это меня не испугало. У меня очень легко появляются синяки.
В тот вечер было немноголюдно, поэтому никто не заметил меня, когда я ходила по коридорам и смотрела, чем все занимаются. Люди не замечают детей, если они не мешают.
Я обыскала свой этаж, затем этаж ниже, и к тому времени, когда проверила комнату скорой помощи, очень устала, но я заставила себя идти дальше, потому что мысль о том, что мой герой пострадал, заставила меня испугаться.
Мне не нравилось видеть всю это кровь и хаос в огромной комнате, но я была полна решимости найти своего байкера. Я как раз отдернула еще одну штору, чтобы заглянуть внутрь, когда раздался голос:
— Что ты делаешь, малышка?
Я замерла.
— То, что ты перестала двигаться, не значит, что я тебя больше не вижу, — сказал мне тот же глубокий голос.
Это был голос монстра, очень темный и хриплый, как будто у него что-то не в порядке с горлом. Но он не звучал злобно, он звучал так, будто хотел рассмеяться.