Добродетель грешника
Шрифт:
Я захожу в комнату и сажусь на диван напротив него.
— Санто, верно? Я Зои.
— Я знаю, кто ты, — говорит он.
Ладно, этот брат определенно не самый дружелюбный из всех. Где Вин? Он мне нравится больше. Я оглядываю комнату, стараясь не ерзать.
— Что с тобой случилось? — Спрашивает Санто.
Моя голова резко поворачивается к нему.
— Прошу прощения?
— Ты чертовски нервная и выглядишь… Ну, сломленный узнает сломленного. Поэтому, как я уже сказал, что с тобой случилось?
Сломленный
Я смотрю на него, по-настоящему смотрю. И по неизвестной мне причине у меня открывается рот.
— Мой отец продал меня, чтобы расплатиться с долгами, когда мне было семнадцать. Меня продали на аукционе тому, кто предложил самую высокую цену. После этого мое тело использовали против моей воли снова и снова. Так что, если я кажусь сломленной, возможно, так оно и есть. Но у меня есть чертовски веская причина для этого.
— Я не говорил, что ты сломлена без причины. Просто сказал, что ты сломлена, — ворчит он в ответ. — Мой отец забил мою невесту до смерти, когда она была беременна нашим ребенком, в ночь перед тем, как мы должны были пожениться. Видимо, у нас обоих были дерьмовые отцы.
— Похоже на то. — Вздыхаю я. — Мне жаль твою невесту.
— Да, мне тоже. — Он хмурится. — Как думаешь, можно ли знать кого-то всю жизнь и при этом не знать его по-настоящему?
— Думаю, да, — говорю я ему. — Люди показывают тебе только то, что они хотят, чтобы ты увидел.
— Ты умна, — говорит Санто. — Наверное, слишком умна, чтобы быть с Марчелло.
— Он тоже довольно умен. — Пожимаю я плечами.
— Иногда. Но он влюбился. А это просто глупо.
— Почему это глупо? — Спрашиваю я его. Еще слишком рано для такого серьезного разговора, но, глядя на Санто, я понимаю, что для него это вовсе не рано. А, скорее, даже поздно. Сомневаюсь, что он вообще ложился спать.
— Потому что любовь — это то, что тебя погубит.
— Мы все умираем, Санто. Мы рождаемся, чтобы умереть. Не любовь губит нас. А жизнь, — говорю я ему. — Любовь — это то, что заставляет нас жить. Любовь делает все лучше, а не хуже.
— Это потому, что ты не теряла свою любовь. И я надеюсь, ради твоего же блага, что ты никогда не испытаешь этого.
— Я не сомневаюсь, что ты любил ее, но ты никогда не думал, что, возможно, сможешь полюбить кого-нибудь еще?
Санто свирепо смотрит на меня.
— Нет, — огрызается он. — Я не изменщик. Я был очень верен. Я и сейчас, блять, верен. Даже если она не была.
Даже если она не была? Его невеста изменяла ему? Но я не собираюсь задавать ему этот вопрос. Спрошу Марселя позже.
— Двигаться дальше — это не измена. А жизнь. Возможно, ты еще не готов к этому, но однажды
— Этот день не настанет. Приятно поболтали, Зои. Передай Марселю, что я устал ждать его медлительную задницу. — Санто встает с дивана напротив меня и выходит из комнаты.
Какая-то часть меня задается вопросом, не является ли утверждение, что лучше любить и потерять, чем не любить вовсе, просто чушью собачьей. Потому что, глядя на Санто, и видя, как разбито его сердце, я не хочу испытывать такую боль.
Он прав. Я сломлена. Но даже несмотря на все, что мне пришлось пережить, я не так сломлена, как он. Может, это потому, что у меня было время, чтобы исцелиться. Время, чтобы лучше скрыть свои шрамы. А может, это потому, что я нашла Марселя.
— Привет, я не знал, что ты проснулась, — говорит Марсель, входя в комнату, словно я его каким-то образом вызвала. Он наклоняется и прижимается губами к моему лбу. И я растворяюсь в нем. Это такой нежный жест. Что-то настолько простое, но каждый раз, когда он это делает, у меня мурашки бегают по коже.
— Эм, да, я просто разговаривала с Санто, — говорю я ему.
— С Санто?
— Угу.
— Слушай, что бы он тебе ни сказал, не слушай. Он сейчас не в себе.
— Его невеста изменяла ему?
— Шелли? Почему ты спрашиваешь об этом?
— Просто он кое-что сказал… Это было странно. — Я слегка пожимаю плечами.
— Что он сказал? — Спрашивает Марсель, избегая моего вопроса.
— Что-то о том, что он был верен, даже если она не была верна. Это просто застало меня врасплох.
— Да, но мы не думали, что он знает, — говорит Марсель. — Мы нашли ее дневники. И, ну, они… содержательные.
— Почему вы не сказали ему? Не показали?
— Потому что он уже опустошен. Ему не нужно терять ее дважды, — говорит он.
Может, Марсель и прав, но знание правды может в какой-то мере освободить и его. Я не знаю наверняка. Я хочу сказать, что не переживала такую потерю, как он. Мне кажется, никто не знает, как бы мы повели себя в той или иной ситуации, пока не столкнемся с ней лично.
— У тебя есть какие-нибудь планы на сегодня?
— Сегодня суббота. Так что, нет.
— Хорошо, сегодня семейный день барби, — говорит он.
— День барби?
— Барбекю. Ну, знаешь, солнце, задний двор, пиво, мясо на гриле.
— О, отдых на открытом воздухе. Вы, ребята, занимаетесь подобным? — Спрашиваю я его.
— А почему бы и нет?
— Не знаю. Просто… наверное, из-за строгих костюмов и угрюмого вида, который ты и твои братья обычно демонстрируете, я не представляла вас в роли любителей гриля. — Пожимаю я плечами.