Добрым словом и пистолетом
Шрифт:
— Вполне. Галадон справится.
— Не смеши, — помотал головой Тингол. — Раньше я бы отправил Даэрона. Но… Нужен кто-то другой. Кому я абсолютно доверяю. Кто не скажет лишнего. Кто, вот как ты сейчас, будет сидеть не мигая, слушать поток оскорблений в семь глоток, а потом сможет эти условия еще раз взвешенно повторить.
Белег молчал.
— Ну слушай! — Тингол опять поднялся, опять принялся ходить. — Ты их всех знаешь, знаешь, кто из какого теста, как на кого надавить, чем поддеть. Они знают тебя. Уважают! Не морщись: ты стреляный воробей, за забором, в отличие от меня или от Галадона, не прятался! Нельзя отправлять Галадона, не в этом случае. Нельзя давать право думать, что у них моральное превосходство. Согласен?
— Ты представляешь
— Да ну? Послал своего короля лесом и сбежал партизанить с человеком? Мне почему-то кажется, уже одно это добавляет тебе очков. Ну не зыркай, не зыркай… Или ты опять про Таргелион?
Белег промолчал, Тингол понял по-своему и отмахнулся.
— Таргелион — дело десятое и забытое. Карантир пошумит и утрется, его даже спрашивать не будут. Саму историю мы усвоили и замяли, все давно поняли, в какие игры играем. И потом, — Тингол выразительно помолчал, — и потом, мне кажется, у тебя должен быть свой интерес? Личный?
Белег медленно поднял голову.
— Так. Вот этого не надо! Я сказал — ты услышал.
Еще полчаса Тингол распинался, сыпал доводами и приводил примеры. Еще полчаса Белег вставлял комментарии, замечания и указывал на противоречия. Наконец их исчерпал.
— Вот и славно. Думай пока, готовься морально и физически, лечись как следует — надо, чтобы ты был в форме. Турину — ни-ни. Вообще никому ни-ни. Я тоже никому: ты и я, никакой огласки раньше времени. Пока устраивайтесь, оформляйтесь, а дальше обмозгую все до конца, и поедете по своим сыскным делам. Придумаем вам дельце… Есть на примете пара семей, у кого родня на Амон-Эреб утекла, можно обыграть. Ну или еще есть остроумная идейка, про нее потом… Вообще все остальное потом — вызову, жди. А пока… Дай-ка регламент ваш, название впишу. Придумал: и для всей операции, и для вас сойдет. Контора сыска…
— «Слабоумие и отвага»?
— Ха-ха. Не смешно.
Прямо на весу, на сгибе локтя он что-то быстро начирикал и сунул обратно. Белег подхватил одной рукой, прочитал и снова посмотрел снизу вверх: довольный собой Тингол ухмылялся поверх бутылки лимонада. На регламенте, ниже печатной строки «КОНТОРА ЧАСТНОГО СЫСКА» было совершенно каллиграфическим витым почерком выведено:
«Добрым словом и пистолетом».
***11 часов 27 минут
Народу на улицах было немного. После полутора дней простоя в Дальнем районе разрешили открыться самым крупным заводам и комбинатам, но частные лавочки, ресторанчики, ателье, цирюльни и прочие заведения в городе стояли закрытые, и только владельцы кое-где уныло протирали окна, мели тротуар перед входом или, балансируя на стремянке, поправляли по козырькам и карнизам траурные гирлянды.
Город уже пережил часы неверия и отрицания и теперь погрузился в горе. Портреты короля глядели из окон, с афишных тумб, с передовиц газет в руках немногочисленных прохожих и в руках немногих, непривычно молчаливых мальчишек. Город горевал.
Белег остановился рядом с чумазым газетчиком, отдал ему горсть медяков и получил взамен «Голос Белерианда». Турин заглянул через плечо, буркнул что-то и снова зашагал поодаль, дымя своей папиросой и переваривая услышанное.
Половина газетного выпуска была посвящена королю, еще половина — прогнозам относительно ближайшего мрачного будущего. Ничего конкретного, никаких толковых деталей, максимум — расплывчатые комментарии ответственных лиц. «Государственное Собрание готово приступить к обсуждению ключевого для общества вопроса. Ожидается, что приемлемое решение будет выработано и предложено народу Белерианда вскоре после похорон Его Величества», — обтекаемо комментировал даже не Орофер — господин Лордан, первый секретарь при Собрании. Дальше большая редакционная статья в уже знакомом порядке перечисляла кандидатов на корону, сопровождая краткое досье каждого маленькой фотографией: королева, принцесса, принц Диор, принцы Эльмо, Галадон и Орофер, принцесса Галадриэль и ее муж принц Келеборн и прочие, прочие.
— Убрать кое-кого, —
— Один-шесть? — уточнил Белег.
— Ну это я так… Можно же представить, — поморщился Турин, но все же перечислил: — Если бы о людях речь шла, то кто бы власть делил — королева, принцесса с мужем, брат, шустрый племянник, очень шустрая племянница… Слушай, да я так просто ляпнул, не всерьез.
— Не всерьез, — повторил Белег, — не всерьез.
От начала улицы Бурой Коровы поднялись ближе к Верхнему городу, покружили там немного, поглядывая по сторонам и посматривая на отражения в витринах и окнах. Никто на плечах не висел, и тогда они проулками стали спускаться, подниматься и быстро оказались в Клубке.
Здесь улиц толком не было. Деревянные и каменные дома были настроены произвольно, лепились к склону Большого холма, опутывали его скальные выступы, карабкались на них, как на фундамент, причудливо примыкали друг к другу: иной раз, войдя в низкую неказистую дверь одноэтажного строения, можно было пройти его насквозь и оказаться на балконе третьего этажа дома вполне презентабельного. Когда-то давно именно здесь начался Менегрот. Не на месте дворца, не в кварталах Верхнего города — здесь, на склоне, вблизи бьющих ключей, выросло первое поселение. Жители, те же синдар, первопроходцы, не слишком рады были появлению сородичей, но смирились и, хоть власть короля признали без возражений, изменений своего уклада не очень-то хотели. А когда при перестройке Менегрота эту часть города хотели расчистить и заново возвести, местные отказались наотрез, о чем не постеснялись сообщить Тинголу лично, а некоторые и в очень резких формулировках. Тингол тогда мог и разозлиться, мог и посмеяться — выбрал второе; все равно Клубок смыкался с Верхним городом, и оба района просто измерили, описали и оставили в покое.
В чем-то Клубок напоминал новорожденного соседа напротив — Новое Заречье. Здесь тоже были своеобразные трущобы, укромные закоулки, места, где ни днем ни ночью не гас свет, не смолкала музыка; где можно было поесть, напиться, проиграться до последнего медяка, а заодно раздобыть любой товар, получить широкий спектр услуг или найти того, кто этот товар или услугу раздобудет или окажет в любом уголке Белерианда. В отличие от Заречья, ходить по Клубку можно было без опаски для жизни, но за беспечность к содержимому карманов могли легко наказать. Жизнь здесь кипела наособицу, а на вершину холма оглядывались не слишком.
— Постой, — Белег взглядом указал на узкий проулок: в нем под выгоревшей вывеской «ЛОМБАРД» виднелась неказистая деревянная дверь в такой же неказистый деревянный домик — один этаж, чердак наискось заколочен.
Не проулок даже — проем между домами — петлял вокруг бочек, сложенных штабелями ящиков, тачек, тюков и выставленных здесь же стульев и столов. Впереди, шагах в двадцати, проем этот расширялся, образуя подобие крошечной площади, и оттуда долетала песня: невысокая светловолосая девушка в длинной цветастой юбке с мелкими колокольчиками по краю подола медленно кружилась на месте, подняв к небу покрытые витыми татуировками, унизанные браслетами тонкие руки, с резким звоном встряхивала ими и тоскливо, щемяще пела на аварине. Рядом на бочке с поджатыми ногами сидел голый по пояс аваро и перебирал гитарные струны.
В проулке собрался народ. Стояли вдоль стен, сидели на корточках, прикуривали друг у друга, переговаривались. В окнах, прислонившись к рамам, присев на подоконники, перекинув ноги наружу, сидели и мужчины, и женщины, и дети. Кто одет просто — в рубахе навыпуск и суконных штанах, кто в городском платье или костюме, кто-то даже в форме.
Девушка допела, вокруг медленно, с тоской, без привычных возгласов, без кидания на землю монет захлопали. Белег поманил за собой Турина, протиснулся мимо ящика с рыбой, мимо кстати отвернувшегося владельца — и оказался перед нужной дверью. Под неровно прибитым козырьком из мятой жести виднелась кнопка ржавого звонка.