Добрым словом и пистолетом
Шрифт:
— Да что вы, издеваетесь? Что вы там высмотреть хотите?! — раздался в тишине возмущенный голос, и из квартиры номер пять, из-под руки так и стоящего на пороге Халардона на площадку вынырнула женщина — невысокая и бойкая халадинка лет тридцати с небольшим. Темные ее волосы были небрежно заплетены в косу; на плечах поверх тонкой сорочки висела старенькая шаль. Белег присмотрелся, остановил взгляд на животе, и женщина инстинктивно прикрыла его руками.
— Босиком куда!.. — с неожиданным будто бы испугом воскликнул Халардон и, шагнув следом, подхватил женщину под мышки — легко, как ребенка, оторвал от плиточного
Полицейские озадаченно замерли. Господин Гвириэль осел на вовремя подставленные руки, вытаращился и разинул рот. Снизу раздались какие-то ахи-охи и голос мастера Сормаса спрашивал: «Что? Что там? Что такое?!»; на лестнице появилась выставленная вперед щетка швабры, затем сам парикмахер.
— Здравствуйте, сестра Ниниан. Не беспокойтесь. Я лишь хочу убедиться, что все в порядке, а у вас и у господина Гвириэля не будет повода для бессонницы, — ответил Белег, складывая бумаги и отдавая их Турину. Тот перестал с интересом рассматривать женщину (Халардон, подчинившись тычкам и шипению, поставил ее на порог, но отпускать не стал – плотнее запахнул на ней шаль, теперь уже демонстративно обнял) и зашелестел.
— Господа, повода для беспокойства нет.
— Если только вы уверены… — попытался лейтенант.
— Уверен.
Полицейские помялись еще, переглянулись с сомнением и, коротко козырнув, простились, стали спускаться.
— Но… — попытался господин Гвириэль, — а как же… а…
— Спокойной ночи, господин Гвириэль, — попрощался и с ним Белег, — ступайте в постель.
— Спокойной ноченьки, – едко повторила сестра Ниниан, обращаясь разом и к домовладельцу, и к таращащимся снизу соседям.
Понадобилось еще три с половиной минуты, чтобы лестница опустела. Потрясенный господин Гвириэль убрел, бормоча вслух и спрашивая себя, сможет ли Мальвис жить в доме с такой сомнительной теперь репутацией и какой пример это даст детям. Мастер Сормас пришел в себя и за руку утащил жену в квартиру — снизу до последнего слышался ее торопливый шепот.
— Вроде бы все нормально, — резюмировал Турин, — настоящие.
— Настоящие, — согласился Белег, забрал у него бумаги и принялся задумчиво похлопывать ими по ладони. Пара напротив напряженно за этим похлопыванием наблюдала.
— Я слышал, вы хороший врач, доктор Халардон, — наконец произнес Белег.
— Великолепный, — с вызовом поправила сестра Ниниан.
— Значит, Рамдалское училище сильно сдало после вашего выпуска. В последние годы там учат только фельдшеров.
— У меня талант, — угрюмо, но с таким же затаенным вызовом ответил Халардон.
— У всех у вас талант, — заметил Белег, но, видя, что сосед совсем уж напрягся, вздохнул и протянул документы обратно. — Рекомендую употребить его на официальное повышение квалификации. Лицензию не придется показывать. Спокойной ночи.
Сестра Ниниан метнулась через площадку и почти выхватила у него бумаги; сердито отпихнула Халардона и скрылась в темноте прихожей. Сам он задержался, но так и не придумал ничего лучше короткого «Спасибо». Из-за закрывшейся двери, перебивая друг друга, на повышенных тонах зазвучали приглушенные голоса.
— Ты знал? — спросил Турин, когда они тоже вернулись в квартиру. Белег остановился у окна и задумчиво крутил барабан «Карсида» – слушал его короткие сухие щелчки.
— Знал что?
— Ну не про
Белег вздохнул и поправил штору: трое полицейских, переговариваясь о чем-то, скрылись за углом Кирпичного проезда. Улица опустела.
— Турин, ты же знаешь: спокойнее спится, когда известно, кто за стенкой.
На дне большого чемодана под бельем и старой формой у Белега лежали отмычки. У «Халардона» — пожелтевшее групповое фото пятнадцатой медицинской роты Барад-Эйтель. Но, с другой стороны, в неспокойные времена неразумно было разбрасываться действительно хорошими врачами.
========== Глава VIII. Городские сумасшедшие ==========
10 часов 20 минут
Представительство Третьего Дома находилось на Посольской площади. Собственно, после его постройки название и появилось — раньше площадь без затей называли Круглой. Это Тингол на радостях подарил внукам брата хороший участок, а те не постеснялись выстроить на границе с Верхним городом знатный особняк.
Одно из немногих в городе белокаменных зданий двумя крыльями тянулось вдоль бульваров, а выходящий на площадь фасад изгибался элегантной колоннадой; перед входом журчал Лебяжий фонтан, садовники аккуратно подстригали кусты и следили за цветниками, и даже те, кто ворчал о чрезмерной щедрости короля, быстро признали за Представительством статус самого красивого здания в городе. Поговаривали даже, что, когда через несколько лет напротив выделили место заведомо более скромному официальном Дому авари, принцесса Галадриэль из личных средств оплатила его облицовку тем же белым мрамором — для единства ансамбля. Но это, конечно, была байка: за облицовку платил Финрод.
Возле Представительства с раннего утра стояло несколько автомобилей, а военные и полицейские в форме вытянулись ровной цепью. По крыльцу то и дело кто-то спускался и поднимался, в дверях и окнах мелькали голодрим в форме Серехского, Тол-Сирионского, Ивринского полков, и над всем зданием витало какое-то напряженное ожидание. Но вдруг что-то изменилось: прошелестело, оцепление подтянулось и перестроилось, и к самому крыльцу подкатили три черных бронемобиля с наглухо затонированными стеклами. Тотчас за дверьми произошло движение, и на крыльцо вышли: сначала Галадон, Ордиль и с ними сам господин Кол Лалвин — Кулвэ Алалмэ, полномочный глава Представительства; затем принцесса Галадриэль; следом — два офицера нарготрондской разведки и двое военных. За ними плотным коридором шли серехцы, а уже потом шестеро мрачных голодрим в штатском. Пятеро, не оборачиваясь, пошли вперед и молча расселись по машинам, шестой — самый мрачный, обернулся на ступеньках.
— Извини, — только и сказал ему Лалвин, — у меня приказ короля.
— Которого? — как от зубной боли, скривился тот, второй, оттер плечом ближайшего офицера и тоже сел в бронемобиль. Кортеж сразу поехал в сторону дворца.
После этого оцепление тоже зашевелилось и сместилось в сторону бульваров, но все равно осталось в пределах видимости. Офицеры самого Представительства один за другим вернулись внутрь, и только Лалвин еще постоял на крыльце — посмотрел на небо, на дворец, на наблюдающих со стороны, от фонтана, Белега и Турина, коротко кивнул им и затем ушел.