Добрым словом и пистолетом
Шрифт:
— Сделать вам укол? — предложил доктор Игливин, обращаясь к Маблунгу.
Тот уже успел выйти в приемную, надавать там распоряжений, послушать отчеты, вернуться, походить по кабинету из угла в угол, выйти и почти сразу вернуться снова — и опять принялся шагать, нерешительно посматривая на Белега. Белег делал вид, что не замечает: сидел на крышке погребца и наблюдал, как стрелка хронометра отсчитывает секунды.
В кабинете и приемной пошла работа. По ковру, мелом отмечая следы, на четвереньках ползал сосредоточенный до равнодушия розыскной офицер в штатском; военврач задумчиво сидел на корточках возле тела и, поворачивая так и сяк, рассматривал крупную холеную унизанную
У двери на попа уже поставили носилки, а полковник Вальвэн вышла и теперь ровным голосом четко и спокойно надиктовывала то ли заместителю, то ли какому-то помощнику список для переправки из госпиталя — для анатомов во дворце отвели отдельное помещение. Помощник, молодой подвижный врач-нандо, быстро писал, успевая бросать в открытую дверь испуганно-заинтересованные взгляды.
Маблунг наконец остановился — словно споткнулся вдруг на месте и теперь зачарованно следил за ползущей по ковру дорожкой мела. На предложение доктора Игливина только заторможенно покачал головой.
— Напрасно, — ответил тот и, заметив гримасу Турина, пояснил: — Секретарю, который за стеной сидел, пришлось колоть успокоительное. Припадок.
— У меня-то не припадок… — пробормотал Маблунг.
Доктор спорить не стал, забрал свой саквояж и вышел, спросил о чем-то Вальвэн — та коротко отмахнулась. По итогам многолетней службы в главном госпитале Северного Приграничья она возглавила свое ведомство после Бреголлах. В Менегроте до сих пор не пришли к согласию: объяснять ее своеобразие только спецификой профессии или отцовской голодримской кровью тоже.
Из приемной доносились голоса на повышенных тонах — кто-то еще рвался внутрь. Полковник Сурлон Марондир, глава Управления городских дел, резко отказывал, но потом все же заглянул и окликнул начальника.
— Впускай только своих, — вместо Маблунга ответил Белег.
Марондир медлил, пришлось добавить:
— Оцепи парк — прямо от границы с лесом
Парк вплотную примыкал к дворцу, разбегался аллеями и дорожками, постепенно густел, дичал и за Старой Конной дорогой уже официально превращался в лес. Эта близость по замыслу компенсировала близость города и его суеты, а на деле же в парке только и делали, что шныряли сотрудники ведомств, служб, управлений, члены Собрания и военные, чье длинное дворцовое крыло тянулось как раз напротив, прикрывая весь комплекс от шумного Лучного поля и от Верхнего города. Не один лишь Белег предпочитал заходить к Тинголу в обход приемной, а того такой порядок, к отчаянию «конвоя», только веселил.
— Сурьо, выполняй, — помешкав, подтвердил Маблунг, когда вскинул голову, почувствовав, что на него смотрят.
— Что выполняй? — спросил Белег, дождавшись ухода Марондира.
— А?
Вернулся доктор Игливин; два стакана звенели о подстаканники у него в руках. Белег подвинулся, давая дорогу, но доктор настойчиво сунул стакан и ему и только затем подошел к Маблунгу.
— Пейте. Анатомия не является моей основной специальностью, но в терапии и душевных расстройствах я кое-что понимаю. Пейте. Не смотрите, Его Величество вас уже не осудит.
Не став спорить, Белег глотнул (содержимое стакана оказалось обжигающе горячим, до невозможности сладким и сдобренным бренди до того, что впору было поставить под сомнение — чай ли это еще) и все же посмотрел: Тингол с тем же раздосадованным видом глядел в потолок, но едва ли осуждал кого-то, кроме розыскного офицера, что ползал вокруг с мелом и
Пришли двое, взялись за носилки и замерли, ожидая команду. Третий — с простыней — остался за порогом.
Орофер все это время стоял у окна подле брата, приоткрыв занавес и через щель глядя куда-то наружу. Лицо его, столь похожее на лицо короля, было напряженным и побледневшим — от этого сходство лишь усиливалось. Но когда вернулся Марондир, а с ним полковник Вальвэн, он сразу обернулся, будто не отвлекался вовсе.
— Госпожа полковник?
— Мы закончили.
— Куталион?
Белег покачал головой.
— Хорошо. Секунду.
И повернулся, наклонился к брату, зашептал ему на ухо.
Когда тела наконец вынесли (Галадон не смог закрыть королю глаза и просто вышел прочь; Ороферу пришлось самому), в кабинете их осталось пятеро: Белег, Маблунг, сам Орофер, Марондир и специально приведенный им старший секретарь Рандиллион. Турина, к его негодованию, без разговоров выставили прочь.
— Расспрашивай, — успел сказать Белег, прежде чем дверь наглухо закрылась.
Во время осмотра понятно стало, что на шее Тингола нет обеих непременных цепочек — даже той, где внутри золотого медальона с портретами хранились два черных локона. Вторая — короткая, крепкая, с мудреным ключом на ней — нашлась теперь: Орофер вынул ее из кармана.
— Пока обойдемся без описи. Господин Рандиллион займется ею позже.
Ранвег Рандиллион, смугловатый, невысокий и темноволосый, вдумчивый и исполнительный, служил личным секретарем короля с тех пор, как Тингол саму необходимость в секретаре осознал. Его нандорского терпения и упорства хватало и на бесконечную бумажную работу, и на поддержание графика Тингола хоть в каком-то порядке, и, главное, на способность порой круглосуточно выносить все грани Тинголова характера. Но иногда допекало и его: тогда он грозился уйти в отставку и найти более приятное общество — заняться пчеловодством или разведением пиявок, но угрозы эти — непонятно, настоящие или наигранные — неизменно разбивались о такие же неясные посулы отпуска в подвале или путешествия к рудным копям Андрама. Высокие отношения короля с секретарем отмечали все без исключения, и они были почти такой же приметной данностью, как многовековая дружба их закадычной пятерки. Сейчас Рандиллион, несмотря на красные глаза и зализанные назад, стянутые в хвост мокрые волосы, был привычно собран и серьезен. На слова Орофера отозвался по обыкновению спокойно и четко:
— Как прикажете.
Сейф в кабинете короля незатейливо прятался в шкафу позади рабочего стола. Если распахнуть створку, несложным перебором нащупать нужную книгу и надавить, то секция отщелкивалась от стены, обнажая скальный массив холма и стальную дверцу прямо в нем, три одинаковые замочные скважины и три колесика с цифрами по кругу.
Сейчас доступ к шкафу не был перекрыт столом, и все пятеро смогли подойти вплотную. Но сперва подождали: Орофер демонстративно заслонился дверцей, по звуку уверенно сунул ключ в два отверстия из трех, набрал код и распахнул. Внутри во всегдашнем беспорядке обнаружились и по очереди отправились на стол: кипа разновеликих папок и разрозненных бумаг, пачки конвертов, короткий тубус, стакан с бурыми подтеками высохшего и засахарившегося чая, шкатулка с деньгами, афиша прошлогоднего концерта, сверток с печеньем, печать в коробочке, одеколон в зеленом флаконе, а еще два пистолета — сделанный под заказ вороненый «Тинду»{?}[Tindu/tinnu (синд.) – безлунные сумерки. ] и новенький «Lango»{?}[Lango (квен.) – широкий меч; нос корабля; проход над или через препятствие. Тот же корень на синдарине – lon(d), например, в «Aglon» – «узкий проход».] с запасным магазином.