Добрый
Шрифт:
— Лови его, Мара!
— Не успеем, Хлоя!
И всё-таки они меня поймали. Поймали у самой земли. Точнее, в паре-тройке сантиметров от земли. А ещё точнее — в плюгавеньком, невзрачном кустике. Но, зараза, до чего КОЛЮЧЕМ!!!
Практически погибший подо мной кустик от души утыкал меня острейшими колючками. Сказать, что было больно — это просто поиздеваться над той адской волной, которая накрыла меня. Наверное, не было такого определения, которое подходило бы сейчас для описания моих чувств.
— Ух, успели, — выдохнула Хлоя. — Ещё
— Рано радуешься, — скорбно возразила в ответ Мара. — На этот раз мы его точно потеряли.
— Да ладно паниковать. Сейчас иголочки повытаскиваем. Ранки заклинаньецами позатыкаем. К утру будет как новенький. Ящерицы твоей нет, чихать некому. Значит, мы в безопасности. Видишь, он даже не матерится, значит, не так и больно.
— Вот-вот. Он даже не матерится.
— Да что с тобой, Мара? Давай уже «ощипаем» его по-быстренькому.
— Да не спеши ты, Хлоя. Ему теперь уже всё равно. Хоть ощипывай его, хоть кожу заживо сдирай.
— Мара, а ты часом о своего чешуйчатого головой не приложилась, когда падала? Может, он тебя хвостом по темечку зацепил? Помогай, говорю!
— Хлоя, ты раньше на болотах у гургутов бывала?
— Да как-то желания не возникало. Жить, знаешь, хотелось.
— Значит, этот кустик видишь впервые?
— Да чихать мне на этот кустик и все кустики рядом с ними. Ты мне зубы не заговаривай.
— Значит, не знаешь о нём?
— Мара, не испытывай моё терпение.
— И конечно ты не в курсе, что в шипах этого кустика содержится яд, смертельный для всего живого, что есть в этом мире?
— Для твоих шуточек, Мара, вот сейчас именно место и время. Ещё и мордочку скорбную состроила. Ладно, считай, что я поверила. А теперь хватит придуриваться.
— Хлоя, ты меня слышишь? Я говорю, что от действия этого яда нет даже самых сильных заклинаний. Я уже не говорю о чём-то другом. Достаточно одного маленького укольчика. А он же истыкан, как…
— Мара, вот скажи, что пошутила. Я даже ругаться не буду. Пошутила, посмеялись, хоть и не смешно, и забыли про это.
— Хлоя, я бы сама отдала что хочешь, чтобы это была шутка, но увы. Спасти его сейчас не может даже чудо.
После этих слов меня должен был охватить ужас. И ещё, наверное, должна была начаться паника. Но вот что странно: ни того, ни другого не наблюдалось. Как будто не я лежал здесь истыканный смертоносными иголками. И как будто не меня должно было спасти какое-то чудо, которого, кстати, совсем не наблюдалось. И мне сейчас как-то начхать на то, умираю ли я или не умираю. То ли в яде этого представителя местной флоры содержалась внушительная доза пофигизма, то ли болтания по этой планете настолько осточертели мне, что по-тихому скончаться на этом «милом» кустике было для меня вселенской благодатью.
— Мара, а почему он молчит? Ведь ему же должно быть очень больно.
— Уже нет, Хлоя. Ему уже не больно. Яд мгновенно парализовал его. И он уже почти ничего не чувствует. Я даже сомневаюсь, что он слышит и видит нас.
—
— Не кричи. Веришь ты мне или нет, это уже не имеет никакого значения. Тебе придётся это принять и придётся с этим смириться. Наверное, для тебя он что-то значил…
— Мара! — резко воскликнула Хлоя, попытавшись заткнуть принцессу.
— Да не перебивай ты меня! — осадила Мара. — Я не сопливая девчонка и прекрасно всё вижу. А также чувствую и понимаю. И если на миг предположить, что я поверила в твоё перемещение в другой мир и возвращение обратно, то что он делает здесь?
— Мара!
— Тебя заклинило на моём имени?
— Мара!
— Всё, не хочешь говорить вслух, о своих чувствах, не надо. Можешь поплакать о нём молча. Но, я думаю, ему было бы приятно узнать перед смертью, что не просто так ты его потащила с собой. Всегда легче умирать, когда ты твёрдо знаешь, что был не безразличен кому-то. Что есть на целом свете существо, которое любит тебя и будет оплакивать твою кончину. Я оставлю вас ненадолго, а ты подумай над моими словами. Подумай, Хлоя. Сними все маски.
Так. Вот зараза пушистая. А если всё это правда? Если Хлоя потащила меня сюда не просто из человеколюбия и из жалости. Если она действительно полюбила меня? Полюбила никчёмного человечишку, практически утопившего самого себя в тоннах алкогольного суррогата. Что если это всё на самом деле, а не просто её шуточки и подколочки? Как мне теперь прикажете умирать? Как умирать, когда я только начал жить? Как умирать, когда я начал любить? Я ведь никогда не любил по-настоящему. Увлекался — да. Много, много раз. А вот любить…
— Ты прости меня, Серёжа, — долетело до меня скорбное покаяние Хлои. — Не вовремя этот проклятый куст попался. Ой, как не вовремя.
А дальше повисла тягучая тишина. Не было ни слов, ни стенаний. На моё умирающее тело не упало ни одной слезинки. До меня даже не доносилось ни одного шороха. Я был уверен, что она здесь, она рядом, но её словно бы и не было со мной. А может, я просто перестал чувствовать. И всё, что у меня осталось, — это разум, потихонечку угасающий в умирающем теле. Просто больной, алкоголический, умирающий разум, так и не сумевший за всё своё существование полюбить по-настоящему.
— Он ещё дышит, Хлоя? — голос Мары разорвал в клочья эту гнетущую тишину.
— Да, Мара, он ещё дышит, — почти неслышно отозвалась Хлоя.
— Странно, мне говорили, что от этого яда умирают почти мгновенно.
— Кто говорил?
— Да какая от этого разница?
— Какая разница, — в голосе Хлои пробежали стальные нотки. — А ты не думала, что тебя могли банально обмануть?
— Меня не обманывали, — парировала Мара.
— А может, над тобой решили просто подшутить? — к стальным ноткам добавились ещё и издевательские. — Может, специально вложили в твою мохнатую головёнку всякие страшилки про эти кустики, чтобы ты их за тридевять земель обходила и лапки свои мохнатые к ним не тянула.