Добыча хищника

Ромова Елена Александровна

– Мы оставим маячок. Утром за тобой приедут, – вымолвил он, наконец.

Я кивнула.

Изображать из себя героя слишком сложно, я боялась расплакаться. Стиснув зубы, я улыбнулась.

– Прошу, ничего не говорите Сурову, – произнесла напоследок, – он никогда не разрешил бы мне…

Он был единственным, кто бы не разрешил.

– Спасибо, что… – я протянула руку Шилову, и он взял ее в свои ладони и радушно пожал, – что делаете все возможное.

– Я дам водителю новый маршрут, – произнес

он, ища на дне моих зрачков хоть малейшее сомнение. – Эля, если ты передумаешь…

– Все о'кей, – притворно рассмеялась я.

Галояну я лишь кивнула, и он вернул мне не менее почтительный кивок.

– Ну, ладно… – вздохнула я и пролепетала дрожащими губами. – Пройдусь немного.

Выйдя в коридор, я испытала такое опустошение, что едва могла держаться на ногах.

Мне хотелось проститься со всеми.

Я не могла знать наверняка, что сделает Тай, когда узнает, что я натворила. Может, он будет зол настолько, что отвернется от меня. Быть может, он просто не сумеет мне помочь. Или… не захочет.

Я боюсь признаться самой себе, что могу попросту ничего для него не значить.

Войдя в медицинский пункт, я застала Рудову за изучением каких-то бумаг. Она сидела за столом, почти уткнувшись головой в настольную лампу. Я обняла ее со спины, и она похлопала меня по предплечью.

– Ты чего, девочка? – изумленно спросила она.

– Спасибо, что вы всегда были добры ко мне, – нехотя я разжала объятия.

– Ну и стрекоза, – Инна повернулась ко мне с улыбкой: – Ты сейчас уезжаешь?

– Да, – и увела взгляд: – вернусь утром.

– Если хочешь узнать любить ли он тебя, просто спроси его об этом, – сказала она.

Я печально усмехнулась. Я придумала другой способ узнать о его чувствах. Правда, не уверена, что Таю он понравится.

Я обошла всю лабораторию, перекидываясь парой фраз со всеми, кого я знала, и теперь мне предстояло лишь одно прощание. Самое сложное.

Я коротко постучала в комнату Сурова, леденея от одной лишь мысли, что он каким-то чудом распознает мою ложь. Я даже малодушно решила, что быстренько скажу ему что-то совершенно нейтральное. Допустим: «Спасибо за все, что вы для меня сделали», но, когда он открыл дверь, я замерла, как истукан.

Он тоже меньше всего ожидал меня увидеть на пороге собственной комнаты.

– Могу войти? – мои слова дробью пронзили его грудь, потому что он отшатнулся, позволяя мне юркнуть в слегка приоткрытую дверь.

Я замерла на середине его комнаты, от неловкости сцепив пальцы перед собой и разглядывая его безукоризненный порядок.

– У вас тут… чисто так… – и умолкла, закусив нижнюю губу.

– Что-то случилось, Эля?

Господи, он такой высокий и широкоплечий. Я почувствовала себя просто букашкой.

– Ничего.

– Уверена? – его взгляд потрошил меня,

точно рыбешку. – В чем-то сомневаешься? Не хочешь ехать?

Проклятье, он чувствовал меня лучше всех. Неужели я не смогу утаить от него ни одной своей тайны?

– Я просто…

Он подошел ко мне ближе, и я сглотнула.

– … просто, – просипела, – хотела вас поблагодарить за все.

– Польщен. Еще что-то?

– Все.

Его пытливый взгляд все еще блуждал в лабиринтах моих мыслей. Он мог найти там все, что угодно.

Вздрогнув, я обошла его и направилась к двери, проклиная себя за то, что, вообще, решила к нему заявиться.

– Эля, – окликнул он. – В этот раз слежки не будет. Не переживай.

Я остановилась, и мне захотелось расплакаться от отчаяния.

Черт побери, я ведь могу и не увидеть больше этого человека.

Сжав кулаки, я развернулась.

– Товарищ-подполковник, разрешите…

– Брось, Эля, – усмехнулся он. – Я всегда тебе разрешаю. Что бы ты ни попросила.

Я подошла к нему, приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

Этот дурацкий поцелуй должен был состояться на моих условиях. После я намеревалась трусливо сбежать, но Суров обхватил мое запястье, не давая мне сдвинуться с места.

– Если бы не он, у меня был бы шанс? – его голос звучал хрипло от нахлынувшего желания.

Я медленно попятилась назад, чувствуя себя не просто трусихой, но и предательницей:

– Вы самый лучший человек, которого я когда-либо встречала, – покраснев до кончиков ушей, выпалила я и бросилась из его комнаты со скоростью реактивной ракеты.

Дело было сделано – теперь я могла умереть с чистой совестью.

Или все-таки нет?..

***

Грузовик довез меня до блокпоста, где горела только пара тусклых фонарей. Дальше я должна была идти пешком. Уже достаточно стемнело, чтобы моя душа окончательно ушла в пятки и начала просить меня о снисхождении прямо оттуда.

Натянув шапку и застегнув куртку, я выпрыгнула из кузова и махнула водителю.

Я мысленно представила, что буду умирать с фразой: «Hasta la vista, baby», с достоинством шотландского рыцаря Уильяма Уоллеса[1] и улыбкой Джоконды. А также призвала себя не бояться боли, ведь больно только тем, кто еще жив.

Впрочем, совсем скоро мое ироничное настроение уступило место настоящему ужасу – на верхней балке ворот в резервацию были подвешены за ноги обезглавленные тела военных.

Прикрыв веки, я застыла, боясь идти дальше.

Я знала, куда меня привезли – это Никольская резервация, где прятались почти четыре сотни человек. Утром отсюда вывезли выживших мужчин и уцелевших женщин, которые не имели метки. Другие были обречены – этой ночью чужаки снова придут, чтобы добить тех, кто был помечен.