Добыча хищника
Шрифт:
Ну, разумеется. Что еще он мог сказать?
– Там есть еще линии ума и сердца.
– Функционально они нужны, чтобы сжимать и разжимать руку.
– Ты зануда, – мягко, но язвительно сказала я.
Он был серьезен – дьявольски серьезен.
Его пальцы с настойчивостью скользнули по моей ладони вверх и переплелись с моими пальцами. Это было настолько интимно, что я не смела оторвать взгляд он наших рук, будто мне явили величайшее волшебство на свете.
Он проделал тоже самое и с другой моей рукой, а затем протолкнул колено между моих ног.
Я
В моей жизни ни один парень не позволял себе ничего подобного.
– Спокойно, Эля, – его голос снова сочился напряжением, – я не трону, если ты не будешь дергаться. Скажи мне еще какую-нибудь глупость.
Его слова очень сильно разнились с тем, что он делал – прижимался ко мне своим твердым, напряженным, как струна, телом.
– Глупость?
Он склонился надо мной… к самым губам.
– Да.
– Не знаю, что… я… – всхлипнула, когда он коснулся моей щеки носом и губами.
– Сейчас, Эля…
Подтянул наши руки к моей голове и до боли вжал в пол. Ахнув, я поспешно выпалила:
– Какая температура в космосе?
– Минус двести семьдесят по Цельсию.
– Сколько планет в солнечной системе?
– Восемь.
– На Марсе живут марсиане?
Я почувствовала, как его губы шевельнулись, он улыбнулся.
Он медленно поднял голову и заглянул мне в глаза.
– Я, кажется, уже выиграл эту викторину, Эля.
Наши губы соприкоснулись – распахнулись навстречу друг другу, будто жажда испытать, попробовать, почувствовать была единственной движущей силой между нами. К черту гравитацию и силу притяжения – теория Большого взрыва ничтожна по сравнению с тем, что случилось в этот момент.
[1] Всемирно известный трюк французского канатоходца Филиппа Пети, который в 1974 году прошел по канату, натянутому между Северной и Южной башнями-близнецами Всемирного торгового центра в Нью-Йорке.
[2] Примечание автора: эти вещи действительно запускали и доставляли в космос в разное время.
Глава 18
Сейчас я занималась очень важным делом – брала удар на себя.
Никто бы не сделал этого лучше.
И это продлилось миллионы световых лет, не иначе. Какая-нибудь звезда успела взорваться, превращаясь в сверхновую.
Пока его губы двигались поверх моих – я умирала и возрождалась сотни, а может тысячи или миллионы раз.
Затуманенный наслаждением взгляд вернул меня к жизни, заставив сделать глубокий вдох – мы оба дышали, как сумасшедшие.
– Осталось восемь, Эля, – услышала я его голос.
… а затем он просто исчез, оставив меня на полу.
Оглушенная, едва способная соображать, я судорожно глотала кислород.
Закрыв лицо руками, я стиснула зубы, чтобы удержаться от самого большого искушения на свете – попросить его вернуться. Кричать его чертово имя, кричать до хрипа, пока его губы снова не сомнут мои.
А затем спустя много бесцельных минут, спустя миллиарды прожитых мгновений, когда мир менялся вокруг, оставляя неизменным только то, что отныне я
Необычайно яркий, как мазок алой краски, он разлился над темной Волгой, высвечивая конструкцию арочного моста, соединяющего два берега. На башнях и в куполах монастырских зданий заиграл несмелый свет.
Когда я вышла во двор, натягивая куртку, меня уже ждали.
Из кабины военного грузовика соскочил на землю Шилов. Мы обменялись взглядами – кажется, он испытывал ко мне странную смесь чувств: от брезгливого отвращения до иррационального восхищения.
Плевать.
Я забралась в фургон и уселась на лавку, сохраняя на лице хмурое и неприветливое выражение. Я не желала, чтобы меня трогали. Кажется, я не просто оказалась в пасти глубоководного удильщика, я позволила ему меня сожрать, добровольно.
Сев на противоположную лавку, Шилов криво усмехнулся:
– Что значит «осталось восемь»?
Я сжала кулаки, пряча взгляд.
Полковник слышал каждое слово, произнесенное нами. И видел, пожалуй, достаточно.
– Бусин в четках.
– Каких бусин?
– Это вас не касается, – я склонилась к коленям, обхватывая их руками.
– Ошибаешься, Эля.
Я спрятала лицо в сгибе локтя, чувствуя себя раздавленной, униженной и одинокой.
Когда мы вернулись на базу, Шилов дал мне лишь десять минут, чтобы привести в порядок мысли и переодеться. Мне бы понадобилась целая вечность, на самом деле.
Когда я оказалась в лаборатории, Инна усадила меня на кушетку, перетянула жгутом руку, чтобы взять кровь.
– Мы должны посмотреть, как реагирует твой организм на метку, – сказала она сухо, – еще ни одна девушка не прожила так долго.
Это она не со зла, конечно.
Закончив, она положила руку мне на плечо и заглянула мне в глаза:
– Ты молодец, Эля. Ты не сделала ничего, за что тебе бы следовало стыдиться.
Она стянула перчатки, сопровождая меня к двери, за которой меня ждала экзекуция пострашнее. Я должна была встретиться с членами команды.
Однако, за дверью меня ждал один Галоян.
Черт бы его побрал.
Выражение его лица говорило само за себя: он был раздражен и крайне разочарован.
Слегка помятый, с покрасневшими глазами, свидетельствующими о том, что он не спал всю ночь, он выглядел, как восставший зомби и единственное, что он желал, наверно, выклевать мне весь мозг.
– Пойдемте со мной, Эля, – и покуда мы брели по коридору к кабинету, который он делил с Сухановым, он шипел: – Вам выпала такая возможность, Черникова! Вы просто… даже представить не можете, какие тайны он может раскрыть, какими обладает возможностями, что знает о Вселенной, но… вы… о, вы способны только на то, чтобы говорить ему всякую чушь! Ваши методы… Боже, вы редкостная дура!
Я еще не вошла в его кабинет, а слушать это дальше у меня отпало всякое желание.
– Вам следовало самому поехать туда и поговорить с ним с глазу на глаз обо всех этих тайнах мира, – протянула я до того небрежно, что Галоян, опешив, обернулся ко мне.