Добыча хищника
Шрифт:
Глаза Сурова были стеклянными, будто ему пару минут назад явили голову Медузы Горгоны.
– Когда это закончится? – Константин умел держать себя в руках, но сегодня эта чудо-способность почему-то отключилась, как по щелчку пальцев.
– Что закончится?
Суров облокотился на стол кулаками, нависнув над Петром. Тот вскинул взгляд, оценивая угрозу, как вполне реальную. Суров, этот танк, был широкоплечим, высоким и смертельно опасным. Учитывая его семейные драмы, еще и полностью отмороженным.
– Слушай, я не для этого тебя сюда вернул, – слегка стушевался Шилов. – Она сама попросила –
– Сама? Кто «сама»? – с трудом сглотнул Константин.
– Сура, – поморщился Шилов, раздражаясь. – Ну не будь идиотом, тебе сколько лет? Чего ты от меня хочешь?
– Что бы ты не подкладывал девочку под ублюдка.
Шилов пожевал губами, устало выдувая воздух из ноздрей.
– Ты на это взгляни, – он взял папку с края стола и протянул Сурову. – Садись, Кость. Ознакомься.
Пыл Сурова поубавился.
Да, он все еще был взбешен, но не настолько, чтобы проигнорировать приказ. Скрежеща зубами, он опустился на стул и резко выхватил папку.
– Что это?
Шилов принялся раздражающе постукивать по столу пальцами, будто успокаивая в себе негодование от топорности сидящего перед ним друга.
– Цифры, Сура. Отчеты.
– И?
– Они нас выкашивают похлеще, чем чума в средние века. От них нет лекарства, понимаешь? Нет никакого спасения. Ни-че-го, – он сжал руку в кулак, – только она, твоя девочка. И даже, если он ее трахнет или даже убьет, а мы будет смотреть на это из первого ряда, я сделаю вид, что ничего не случилось. Пока она дает нам информацию о чужаках, она будет с ним каждую чертову ночь. Это ясно тебе, подполковник Суров? И ты можешь сколько угодно ныть или совестить меня, говорить про справедливость и милосердие, мне плевать. Я сделаю все, чтобы выжили люди, – он провел по короткому ежику своих волос: – Сегодня мы потеряли две тысячи человек личного состава, а сколько они растерзали девок я не имею никакого понятия. Ты забыл, Кость, что стоит на кону? У команды Севастьянова был шанс. Вы потратили в пустую два месяца. Сказать, сколько человек погибло за это время?
Суров провел языком по нижней губе, глядя на Шилова исподлобья.
Он бросил папку на стол и откинулся на спинку стула.
– Я понимаю, – сказал он. – Девочка сейчас отдувается за все человечество.
– Остынь.
Не после того, что он видел.
Севастьянов будет еще несколько часов анализировать запись, а ему и одного раза было достаточно.
Видеть, как его девочку целует и обнимает другой мужик (пусть и пришелец), было физически больно.
Из кабинета Шилова он сразу направился на улицу, чтобы покурить. Стоя под открытым небом Старицы, наблюдая за миллионом звезд над головой, он думал о том, что раз ночь Эля отдала гребанному чужаку, то день – принадлежит
Он скурил подряд несколько сигарет – не отпустило.
Его жизнь была пустой два последних года с тех пор, как он потерял сестру. Вероника была младше на девять лет, поэтому он всегда ощущал себя ее защитником. Чего ему стоило понять, что это была лишь иллюзия. Чужака, который ее пометил, он запомнил на всю жизнь, но не смог найти и отомстить. Это бессилие и беспомощность пробили брешь в его сердце…
Но Эля будто возвращала его к жизни. Если он потеряет эту девушку, он просто умрет.
Он прождал ее до самого рассвета, совершенно замерзнув.
Когда увидел, как по дороге трясется грузовик, машинально всунул в рот еще одну сигарету. Он беспристрастно стоял, пока солдаты откидывали брезент и опускали борт, но, когда Эля свесила ноги, Суров дрогнул – внутри что-то лопнуло, и по телу разлилось тепло.
Ее маленькие ступни в лаковых туфлях на высоком каблуке смотрелись потрясающе.
Он выбросил сигарету и подошел к фургону, лаконично отвечая на приветствия солдат.
– Привет, Эля.
Ее волосы были распущенны и почти доставали до поясницы.
Какая же красивая девчонка…
– Иди сюда, – он протянул руки, чтобы помочь ей спуститься. – Давай, Эля, я замерз.
Она поспешно соскочила вниз, оказываясь в его власти. Невесомая птичка.
Ее туфельки погрузились в осеннюю грязь, и Суров усмехнулся. Безмолвно он подхватил ее на руки, подбросил, перехватывая поудобнее, и пошел в здание лаборатории.
Если бы мог, не отпускал бы. Никогда.
Она пахла, как фруктовый леденец – сладостью, мармеладом, чистотой.
– Поговорим. Хорошо? – он, не останавливаясь, нес девушку в комнату, где ее разместили вместе с Рудовой.
Инны, слава Богу, не оказалось внутри.
Суров позволил Эле освободиться, и когда она отшатнулась от него, он облокотился спиной на стену и заложил руки в карманы военных брюк.
– Как дела? – спросил, понимая, что она просто в шоке от такого наглого вторжения в ее личное пространство и от вопроса, который и в обычной жизни можно считать простой формальностью.
– Все супер, – это было сказано тоном, который красноречиво говорил об обратном и даже чуть больше: слал Сурова в небезызвестный адрес.
– Хорошо поработала сегодня?
Вообще, он не собирался издеваться, но ревность засочилась в его словах против воли.
– Лучше всех.
Он напрягся.
Она отгораживалась всеми доступными способами, будто вычеркивая его из своей жизни. А как же тот день, который они провели в деревенском домике? Когда пили горячий кофе с молоком, танцевали и смеялись? Да, это был лучший день в его жизни!
Она сняла пиджак и посмотрела на него.
– Я хочу принять душ.
– Хорошо, – он скучающе откинул голову, касаясь затылком стены, – я подожду.
– Вы… вы еще хотели что-то сказать?
– Очень много чего.
– Про Тая?
Суров стиснул зубы.
– У меня собаку так звали. Хорошая кличка, – солгал он. – Не про него. Про него у тебя Суханов спросит и Галоян. Они от этого придурка кипятком писают.
– Ясно, – она смущенно отвела взгляд. – Про что тогда?
– Ты меня избегаешь?