Дочь друга. Ненужные чувства
Шрифт:
Как только прибываем, видим полицию, ленточки, которыми огорожено, видимо, место преступления.
— Сюда нельзя, — нам преграждают дорогу.
— У меня пропуск.
Орлов что-то протягивает полицейскому, и нас пропускают. Правда, через минуту мне хочется вернуться за ленточку и сбежать отсюда как можно дальше, потому что убитыми оказываются те отморозки, что остановили меня у клуба. Жуткую татуировку под левым глазом у одного из них я, пожалуй, запомню на всю жизнь.
— Итак… — начинает Орлов, а меня жутко мутит, и впервые кажется, что
Глава 35
Кирилл
— Дядя Кил, — ко мне на всех парах летит Сонька — дочка моего брата Марка и его жены Василисы.
На лету подхватываю ее на руки, кружусь вокруг своей оси. Она меня ждала, обнимает крепко-крепко, а я ей втихаря сую маленькую шоколадку. В прошлый раз получил нагоняй от Марка за то, что таскаю сладкое, когда они пытаются его ограничить. Урок усвоил, ношу теперь упаковки в два раза меньше.
— Снова маленькая, — хмурится.
— С такими зайчиками делают только маленькие.
Вру, конечно. Если бы Сонька знала, где я покупаю эти шоколадки и какие громадные сладости там можно заказать, не вышла бы оттуда, пока бы мы не скупили всё.
— Снова шоколад, — укоризненно говорит вышедшая Васька.
— Опять, — подмигиваю ей. — У меня нет выхода теперь. Представь, что я однажды приду без шоколадки.
Маленькая Сонька в ужасе распахивает глаза.
— Спокойно. Шоколадки будут всегда, — говорю исключительно ей на ушко.
Она смеется, слезает с моих рук и уносится куда-то в дом. Видимо, показать новую игрушку, которую ей подарили родители. Уверен, что это так, потому что Марк с Васькой точно так же балуют Соньку, как и я.
— Как твои дела? — спрашивает Василиса, обнимая меня за плечи.
— Нормально.
— Выглядишь уставшим. Много работы?
— Меня отстранили.
Вася в шоке распахивает глаза. Смотрит на мое лицо, затем на туловище, руки, ищет следы увечий и находит их на костяшках.
— Господи… что? Что случилось?
— Не успел приехать, а уже довел мою жену до истерики, — это подходит уже брат.
Протягивает руку, здороваемся. Он тоже сразу замечает уже начавшую заживать сбитую на костяшках кожу. Хмурится, поднимает голову, долго смотрит на меня. Вижу, как сцепляет челюсти.
— Расскажешь?
— Ничего особенного. Заступился за девушку рядом с клубом.
— С клубом. За девушку, — начинает говорить тоном школьного учителя. — А про руки? Про руки ты думал?
— Не было времени думать, Марк. Они ее изнасиловать пытались.
Спокойствие сносит, как и не бывало. Стоит только вспомнить те две трусливые мрази. Снова руки в кулаки сжимаются, как представлю, что они могли с ней сделать. Вряд ли Орлов бы позволил, наверняка бы скосил за принца, спасшего принцессу, но меня выносит от одной мысли, что они ее запугивали, касались своими грязными лапами.
— Особенная девушка, что ли?
— Не особенная.
Теперь уж точно нет. Я, когда
— С каких пор ты влезаешь в драки, защищая незнакомых баб у клуба?
— Марк… — Василиса кладет руку ему на плечо.
Тормозит дальнейшие его высказывания, успокаивает. Когда-то давно, когда мы еще с ней работали в больнице вместе, она очень сильно мне нравилась. Тогда казалось, что вот она — любовь. Я хотел, чтобы она бросила моего брата. Хотел, чтобы ушла от него и предпочла ему меня. Так было, пока я не понял, что мое отношение к ней не что иное, как влюбленность. Легкая, непродолжительная, проходящая.
А у них вот… не прошло. Столько лет уже вместе. Соньке сейчас три. Она смышленая маленькая девочка, веселая и чем-то очень сильно напоминает Василису и… ее сестру. Ту самую, которую я когда-то не смог спасти. Поначалу мне казалось, что привязанность к Соне — попытка как-то покаяться. Сделать что-то хорошее после чудовищного поступка, но постепенно Соня завоевала мою любовь своей. Она стала единственной и первой женщиной, к которой я так сильно привязался. И я очень благодарен за то, что Василиса простила мне сестру. Не сразу, конечно, со временем. Даже не знаю, что было бы, если б не простила.
— И что теперь? — нахмурившись, спрашивает Марк.
— А что?
— Что будешь делать? Работать…
— Меня не уволили, Марк, а отстранили на время восстановления. Как ты понимаешь, оперировать так мне позволить не могут, так что…
— Чем ты думал…
— Не думал, — признаюсь.
Марк хмыкает, совершенно не веря в случайную встречную. А я, в общем-то, и не планирую его убеждать.
— А что с… клиникой?
— А что с ней?
Да, я делаю вид, что не понимаю.
— Ты когда последний раз там был?
— Давно. Там же главврач, отчеты мне присылают, что мне там делать?
— Может… стоило бы как-то…
— Марк, — мотаю головой, пресекая его попытки развить эту тему. — Не стоило…
Василиса предусмотрительно нас оставляет. Когда дело доходит до разговора о клинике, которая мне досталась в наследство от отца, говорить мы можем долго. Очень долго. И не всегда на повышенных тонах. Сейчас мне вообще об этом разговаривать не хочется, впрочем, за столько лет, что он сидит в тюрьме, я так и не нашел в себе сил поговорить с братом о его странном завещании, в котором он оставил свое детище, свою клинику, мне. Не Марку, не Мише, не науке, а сыну, которого всегда считал недостойным ублюдком. Я даже не знаю, почему он оставил ее мне, потому что ни разу не пришел его увидеть.