Дочь Империи
Шрифт:
Мара повеселилась бы от души, если бы не беспокойство Аракаси: он не мог понять, каким образом известия о здешних событиях достигли Кеотары без ведома его агентов. Мастер тайного знания отличался повышенной щепетильностью, и даже за мельчайший недосмотр казнил себя как за измену долгу. К тому же его настораживало присутствие в свите Барули шпиона Минванаби. Если есть два шпиона, почему бы не быть и третьему?
Но события развивались слишком быстро, чтобы заниматься скрупулезными расследованиями. Барули из Кеотары прибыл в господский дом Акомы, и Мара вновь нарядилась в одеяния, предназначенные для блаженной праздности, и навела красоту, чтобы еще сильнее вскружить голову докучливому обожателю. Представ
– Властительница Мара, благодарю богов за то, что ты удостоила меня аудиенцией.
Мара перебила его, якобы не ведая, что ныне его пыл питается не одной лишь любовной страстью.
– Боюсь, я неверно судила о тебе.
– Она застенчиво потупилась.
– Быть может, ты был искренен...
– Затем, всем видом источая призыв, добавила: - Если бы ты остался поужинать, мы могли бы побеседовать... как раньше.
На лице Барули обозначилось явное облегчение. Впереди его ждал неприятный разговор с отцом, но все оказалось бы куда проще, если бы он вновь вернул себе симпатии Мары. Вдобавок, если он сумеет заручиться ее согласием на помолвку, то ярость отца быстро пойдет на убыль. Богатство Акомы покоилось на прочном основании, и можно будет оплатить несколько долгов, не поднимая шума. Вновь обретя уверенность, что все кончится наилучшим образом, Барули спокойно ожидал, пока Мара отдавала Джайкену указания, как разместить прибывших. Сына властителя Кеотары препроводили в отведенные ему покои, а Мара тем временем вернулась в кабинет, где ее ждал Аракаси, снова принявший обличье торговца овощами.
– Когда ты собираешься уходить?
– спросила Мара, убедившись, что они одни, если не считать певчей птицы, чистый голос которой звучал в тишине.
Аракаси перестал мерить шагами комнату:
– Сегодня вечером, госпожа.
Мара набросила на клетку покрывало, и ликующая песнь сменилась сонным чириканьем.
– А ты не можешь подождать день-другой?
Аракаси покачал головой:
– Самое позднее - завтра на рассвете. Если к полудню я не появлюсь в некоей гостинице в Сулан-Ку и еще кое-где до конца недели, то начнет действовать мой заместитель. Случится ужасный конфуз, если в результате у тебя окажутся два мастера тайного знания.
– Он улыбнулся.
– А я лишусь услуг человека, которого крайне трудно заменить. Но если дело настолько важное, то я, конечно, смогу подобрать ему другие задания, а сейчас останусь здесь.
Мара вздохнула:
– Не надо. К тому времени мы должны положить конец возне с мальчишкой из Кеотары. Я хочу, чтобы ты указал Кейоку агента Минванаби в свите Барули. И передай ему, что нынче ночью я лягу спать в покоях Накойи.
– Мара замолчала, и птичка последовала ее примеру.
– Как по-твоему, не стоит ли сегодня ночью поставить на пост в моих покоях Вайо и Люджана? Аракаси ответил не сразу.
– Думаешь, юный Барули не прочь нанести поздний визит в твою постель?
– Скорее этого следует ожидать от убийцы из его свиты.
– Мара пожала плечами.
– Барули пляшет под мою дудку, но если бы мы могли несколько подпортить ему настроение... нам это пошло бы на пользу. И если сегодня ночью кому-нибудь вздумается побродить по коридорам, то, думаю, мы просто обязаны облегчить ему доступ в мои покои.
– Как всегда, ты поражаешь меня, госпожа.
– Аракаси вложил в поклон и восхищение, и иронию.
– Я прослежу, чтобы твои указания дошли до Кейока.
Одно неуловимое движение - и мастер растворился
Но оставалось еще одно дело, которым надлежало заняться. Мара отправила посыльного за Накойей и уведомила советницу, что пришло время вручить Барули - хотя и с некоторым запозданием - послания его отца.
– Не забудь передать ему, что они только что получены, - добавила она.
В глазах Накойи зажегся злорадный блеск:
– Госпожа, можно мне самой отнести письма? Уж очень хочется увидеть его лицо, когда он будет их читать.
Мара расхохоталась:
– Вот старая злыдня! Передай письма, а также мои наилучшие пожелания. И не лги чересчур замысловато: письма просто подзадержались на пути из города в Акому... что более или менее соответствует истине.
– Она помолчала, пряча за усмешкой минутный страх.
– Как ты думаешь, это избавит меня за обедом от его дурацких улыбок?
Но Накойя уже отправилась исполнять поручение, и ответом Маре был лишь тихий щебет певчей птицы.
Масляные лампы заливали золотистым светом убранство стола. Над тщательно приготовленными блюдами, расставленными вокруг высокой вазы с цветами, вились тонкие струйки ароматного пара. Подносы со свежими фруктами и зеленью соседствовали с блюдами, где поблескивала охлажденная рыба. Что и говорить, повара Акомы потрудились на славу, готовя для влюбленных романтическую трапезу, однако Барули сидел на подушках мрачнее тучи. Он бесцельно гонял по тарелке кусочки изысканной снеди, и его мысли явно витали где-то далеко. Даже глубокий вырез платья Мары не заставил его воспрянуть духом.
Наконец властительница Акомы, притворившись обескураженной, отложила в сторону салфетку.
– Что с тобой, Барули, ты просто на себя не похож. Что-нибудь случилось?
– Госпожа...
– Юноша поднял синие глаза, в которых явственно читалось уныние.
– Я не решаюсь... тревожить тебя своими горестями, но...
– Он покраснел и в смущении опустил взгляд.
– Если говорить начистоту... Я так жаждал завоевать твою любовь, что перешел границы дозволенного... и обременил мой дом слишком большими долгами.
– Последовала мучительная пауза.
– Конечно, ты станешь хуже думать обо мне, и я рискую сильно упасть в твоих глазах, но сыновний долг вынуждает меня обратиться к тебе с просьбой о милости.
Неожиданно обнаружив, что терзания Барули не доставляют ей никакого удовольствия, Мара откликнулась резче, чем собиралась:
– Милости? Какой?
– Сразу почувствовав, что это прозвучало почти грубо, она положила вилку и постаралась принять озабоченный вид.
– Конечно, я сделаю все, что в моих силах.
Барули вздохнул; как видно, обещание Мары его не утешило.
– Если бы ты смогла найти в своем сердце столько великодушия... мне нужна часть моих подарков... тех, что я посылал... Ты не могла бы вернуть их?
– Его голос прервался, и он судорожно сглотнул.
– Не все, но, может быть, самые дорогие...
Взгляд Мары был полон сочувствия:
– Думаю, мне хватит великодушия, чтобы помочь другу, Барули. Но вечер еще только начинается, а повара так старались угодить нам. Почему бы нам не забыть об этих треволнениях, иссушающих душу, и не насладиться трапезой? Утром за завтраком мы найдем выход из твоих бед..
Хотя Барули надеялся на иной ответ, он собрал остатки гордости и стойко продержался до конца ужина. Правда, на этот раз он не пытался блистать ни красноречием, ни остроумием, но Мара притворялась, что ничего такого не замечает. Когда слуги принесли десерт и вина, она позвала поэта, чтобы тот усладил их слух стихами.