Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия

Аврутин Евгений Александрович

Но говорить было нелегко. Когда добрались до морского путешествия, Джейн поняла: самая важная часть, а именно подслушанный на борту разговор Счастливчика Джона с матросом-преступником, тонет в бытовых мелочах. Слушать их папе было неприятно, а ведь Джейн и опустила происшествие с офицерской уборной, и не упомянула затрещины и оплеухи, полученные от Микки и кока.

– Кстати, а как ты познакомилась с этими симпатичными русскими? – в очередной раз невпопад спросил папа.

– Я уже почти дошла до этого, – с улыбкой ответила Джейн. И поняла: дальше улыбаться

будет нелегко. Если сравнивать побег русского пленного и похищение финской шхуны с детской шалостью, то, по крайней мере, папа был обязан о ней знать. Педагогическую истину: простить можно все, если об этом сосед не сказал отцу раньше, чем виновник, Джейн и Лайонел знали с самого раннего детства.

И все же Джейн поняла, насколько трудной будет именно эта часть рассказа. Почему-то ей казалось, что, если она бы украла конфеты в лавке, ей признаться в этом было бы гораздо проще. Ведь в краже из чужой лавки труднее всего признаться папе, если папа – лавочник. А как рассказать отцу-офицеру о своём участии в побеге вражеского пленного?

Поэтому Джейн поймала себя на том, что рассказывает в мельчайших деталях о последних днях на корабле – о том, как в море встретили Сашу и как разоблачили её саму. Папа, кстати, вспомнил имя офицера с корвета.

Между тем они инстинктивно старались свернуть в те улицы и проулки палаточного города, где было поменьше праздных гуляк. Скоро Джейн поняла: для этого надо идти в ту сторону, где гремит. Тут тоже людей хватало, но у них не было лишнего времени.

Они поднялись из небольшой ложбины на холм, и уж тут неподалёку бабахнуло так, что Джейн захотелось заткнуть уши. Одновременно она увидела и несколько батарей, и нейтральную полосу, и сами севастопольские бастионы.

– Прошлой осенью, – спокойно заметил папа, – заходить сюда не стоило. Русским хватало пороха лупить и по нашим пушкам, и по лагерю. Сейчас они его берегут, бьют только по батареям, да и то не постоянно, а решают, какая из них особенно их тревожит, и уж тогда – короткий, но крепкий шквал.

И тотчас же, будто в подтверждение этих слов, одну из батарей закрыло дымом уже не от выстрелов, но от разрывов. Одни русские снаряды не долетели, одна граната, напротив, пронеслась по высокой траектории и разорвалась в ста шагах от Джейн и сэра Фрэнсиса, сбоку, даже чуть дальше за линией, на которой они находились.

Другие снаряды оказались метче. Джейн видела, что на ближайшей батарее четыре пушки, но в следующий раз выпалили лишь три.

– Орудия приходится менять раз в неделю, расчёты – чаще, – спокойно заметил папа. – Пойдём туда, где мы расстались с твоими друзьями, темнеет.

Действительно, солнце уже пошло на закат, небо оставалось ясным. Не будь этих страхов и переживаний, Джейн уже давно бы поняла, какая в Крыму отличная погода.

Однако быстро вернуться к центру лагеря им не удалось.

– Остановитесь, ну постойте, черти, хоть минуту! – послышался хриплый, полный страдания голос.

Джейн поняла, что обращаются не к ним. И не ошиблась. Рядом остановились двое санитаров с носилками. Голос раздавался с них –

раненый был накрыт своим мундиром, но кровь, казалось, успела его пропитать.

– Девочка… Извините, мисс. Подойдите ко мне, во имя Господа. Нет, просто постойте здесь, не надо ближе. Я хочу посмотреть на вас. Просто посмотреть глазами, пока видят. У меня такая же дочь в Ливерпуле осталась. Мэри…

Джейн замерла. Даже прикусила губу. Солёный вкус напомнил ей о привычном хвастовстве. «Ты же не боишься крови. Тут просто можно увидеть её больше, чем ты видела раньше».

Папа о чем-то спросил санитара, тот ответил штампованным тоном.

– Никаких «вылечат»! – чуть не рявкнул раненый. – Когда потроха наружу, какое «вылечат»? Я даже воды не прошу.

Опять посмотрел на Джейн.

– Ребёнок… что им тут делать, в аду этом. Сэр, вы её отец?

– Да, приятель, – ответил сэр Фрэнсис.

– Да, видно. Вы похожи. – Джейн показалось, что раненый даже пытается улыбнуться. – Отошлите вы её отсюда. Вы офицер… Вы… можете… – Он явно начинал задыхаться. – Детям… нечего делать в аду.

Санитары двинулись дальше. Джейн подскочила к носилкам («Мы не боимся крови, сколько повторять, мы не боимся крови!»), спросила:

– Мистер, как зовут вас, какой ваш адрес?

– Томас Николсон… Ливерпуль, Портовая, 5.

И шёпотом добавил:

– Постойте несколько секунд. Просто постойте… пока меня уносят.

* * *

На обратном пути почти не говорили, потому что торопились. Джейн подумала, что военный лагерь не постоялый двор, где могут долго ждать возвращения. Она даже на миг обиделась на себя: столько ждала встречи с отцом, и в этот же день боится не увидеть замечательных, но все же посторонних людей. Поэтому Джейн не раз удерживала себя, чтобы не пуститься бегом и не потащить отца за руку.

Когда, свернув на очередную палаточную улицу, она разглядела вдали знакомую повозку, поняла, что действительно боялась – боялась не встретить больше Катерину Михайловну, Данилыча и, конечно же, Сашу.

Джейн подошла к возку. Возле него переминался Данилыч, уже не изображавший дряхлого старца. Внутри возка сидела Катерина Михайловна, а неподалёку, возле лошади, стоял драгунский корнет в такой же форме, как и капитан Гордон.

Саши не было ни внутри, ни снаружи.

– Вы вовремя, – сказала Катерина Михайловна с грустной улыбкой, – мистер Макферсон согласился подождать ещё пять минут. – Сэр Фрэнсис Летфорд, если я правильно поняла?

– К вашим услугам, мадам, – сказал папа. – А вы, очевидно, и есть Katarina Mihalovna? Спасибо вам, – сказал он уже по-французски, – за то, что моя дочь благополучно проехала по России.

Катерина Михайловна чуть не взмахнула рукой.

– Спасибо, сэр, но благодарите Александра. Он встретил Джейн, он стал для неё проводником в пути, он защищал её, а сегодня утром настоял, чтобы мы ехали в сторону британского лагеря. Сэр, примите участие в его судьбе!

– Что с Сашей? – чуть не крикнула Джейн.