Дочь кучера. Мезальянс
Шрифт:
– Говорят, что этот напиток предпочитают страстные натуры.
Пока до него доходило сказанное, а внутренний голос как-то буднично заметил: «ни одно так другое!» Она уже забрала папку, ловко выхватив ее из его рук, и даже отошла от стола, чтобы он не смог вернуть ее обратно.
– Второй и третий экземпляр хранится у нотариуса и в банковской ячейке. Имейте это ввиду, если вдруг надумаете порвать его.
Она качала головой, обиженно хмыкнув при этом. Ее глаза продолжали бегать по строчкам, а пальцы перелистывать покрытые чернилами и магией бумаги.
– За кого
– Мерзости?
Он рассмеялся. Эта девчонка играет с ним и дразнит – вот в чем дело, во что так сильно притягивает его в ней.
– Именно. Кофе – это еще ничего. Другое дело – горячий воск, плети и бритые шубы.
– Может быть ежики?
Зачем брить шубы? Эверт встряхнулся. О чем он думает вообще?
– Марта!
Она отбежала еще дальше, взяв в свои «союзники» софу и лампу, спрятавшись за них и отступая при малейшем его приближении. Происходящее отчего-то стало захватывать его.
– Перестань представлять меня в мрачном свете.
– О, нет! Что вы! Я думаю о вас и вспоминаю только хорошее! Только хорошее!
Она повторила эту фразу несколько раз, но отчего-то не верилось. Что-то в документе вызвало морщинку между точенных бровей, но все же она перелистнула, а потом взяла и вернулась обратно.
– А что значит пункт?..
В следующую минуту раздался стук в дверь, такой громкий и привычный для Эверта, других слуг и даже для некоторых особо частых гостей этого дома, но только не для Марты. Она вздрогнула, исписанные листы вылетели из ее рук, рассеявшись по кабинету тонким покрывалом.
– О, Господи! Что случилось?!
– Ми-лорд!!
Это был Северик. Он бросил короткий взгляд на испуганную девушку, наклонил седую, усеянную тугими кудрями голову и произнес в прежней раскатистой манере:
– Доставили! Покупки! Из ателье лессы Каури!
Северик стал туг на ухо. Чтобы Эверт не делал, кого бы не звал и не приглашал – от этого недуга пока не было лекарства. Оставалось свыкнуться или отправить Северика к графу, но Эверт решил, что скорее переживет вопли слуги, чем нового и постороннего человека в доме.
– Куда! Прикажете! Отправить! Их?!
Девушка принялась поднимать выпавшие бумаги. Дельвиг разозлился, что Северик и Кириса так не вовремя нарушили их странный и необычный разговор, который еще немного и мог бы выровнять прошлое гнетущее чувство.
– Как куда, Северик?! В комнату к миледи конечно же!
Северик не понял, поднял глаза, наткнулся на взгляд Эверта, перевел его на Марту и побагровел. Но не успел ретироваться, как в комнате возникла бывшая нянька, горничная и последние несколько лет кухарка. Моника уперла руки в боки и как-то заняла собой все пространство кабинета и мир запахов в том числе. В воздухе разлился острый дух приправ и свежих, только что порубленный овощей.
– Она не виновата! Чтобы не сделала! Чтобы не натворила! Не разбила и не испортила! Она не виновата! МилОоорд!
Эверт попытался вычленить из-за тела Моники свою неунывающую невесту, но новоявленная заступница
– Всегда такой была! Дурындой! Неповоротливой! —быстро говорила Кики, активно жестикулируя при этом. – Вся в мать! Джекис была такой же! Как медведица! Вот и стала прачкой! Туда-сюда! Куда еще силищу девать?! Туда-сюда!
Моника затряслась, изображая прачку, замотала полотенцем в разные стороны, да и сама зашлась в движении от пучка на голове до рук и огромного живота. Эверту стало и смешно, и досадно. Любимое им качество Кики – поднимать настроение, веселить и отвлекать от тяжелых дум сейчас и удивляло, и раздражало одновременно.
– Все в порядке! Я ее не ругаю.
Но Монику было не остановить. Вместо полотенца она выхватила блестящую поварешку и погрозила ей Эверту.
– Не кричи на нее! Я слышу все и вижу! Думаешь не вижу?! Так что плошки дрожат! Она отработает! Не пугай ее! Иначе она разнесет еще что-то!
Эверт наконец коротко рассмеялся и хлопнул по столу. Резкий звук отрезвил Монику. Она сказала тихое: «ой» и наконец присмирела.
– Никто не ругает ее! Поверь мне! Правда, Марта?
Моника посторонилась, открыла ему вид на лампу, софу, на высокие стебли хипзеи в напольном горшке, но девушки за ними не оказалось. Эверт отодвинул Кики, шагнул к софе и даже заглянул за штору. Папка лежала на столике у лампы. Окна были закрыты.
– Где она?
Моника пожала плечами, как-то слишком быстро успокоилась и прошествовала к выходу.
– Она такая! – сообщила Кики с какой-то грустью. – Натворит, начудит, а потом ищи ветра в поле!
Эверта это объяснение не устроило. Но вот в коридоре раздался звонкий и еще незнакомый ему девичий смех, громкое и укоряющее: «Мар-та!», топот удаляющихся ног и Эв понял, что его отпустило – она не исчезла, а сбежала, воспользовавшись ситуацией и необъятными размерами поварихи.
– Никто не ругает ее Кики, – проговорил он, улыбаясь.
– Так что же ты делаешь, Эверт?
Моника, кажется, удивилась, но прошла обратно и присела в кресло, в котором еще недавно пряталась и грустила Марта.
– Беру ее в жены.
Разнесшееся по кабинету «Ох» было ничем не хуже хлопка о стол, Эверт ухмыльнулся: настал черед Моники изумляться, не понимать и хлопать глазами.
– Организуй праздничный ужин, Кики. Давай отметим нашу помолвку.
Кики продолжала сидеть в кресле, прикрывая рот ладошкой. Она качала головой и смотрела на него, как на безумца и самого несчастного человека в мире.
– Неужто правда? Ваше сиятельство?! Правда?
– Да.
Эверт взялся за бумаги, но затем вспомнил, что он все еще бос и практически не одет, улыбнулся своей рассеянности и отложил перо в сторону.
– Но Марта? – проговорила Кики потеряно. – Почему Марта?
Он понимал, что имеет в виду громом сраженная Кики. Наверное, в прошлом Марта была совсем другой. Может быть потому Эверт и не встречал ее в доме – от того что прятали ее и ее неуклюжесть от всех подальше, направляя на исполнение других более безопасных поручений, но тем не менее он ответил: