Дочь кузнеца
Шрифт:
Варох замахнулся. Хлыст взвился над его головой, со свистом прочертил полосу в стремительно темнеющем зимнем воздухе и впился в бревна конюшни, справа от прижавшейся к ним крошечной человеческой фигурки. На потемневшем от времени дереве осталась свежая светлая полоса.
Рука Вароха поднялась вновь. Из дверей конюшни осторожно показались работавшие там холопы, привлеченные шумом. На крыльцо также успели уже выбежать почти все обитатели дома купца. Хлыст высоко взвился над головой Вароха и стремительным, неуловимым глазом движением понесся вперед, с пронзительным свистом впился в деревянную стену, на этот раз все-таки задев рабыню, прижавшуюся к стене. Основной удар пришелся на плечо,
Занила внимательно смотрела на капли крови, одна за другой стекавшие на землю, словно стремилась разглядеть в них что-то новое. И ей это удалось. Капли, еще секунду назад бывшие темно-алыми, у нее на глазах посветлели, медленно, но неумолимо превращаясь в жидкое серебро. То самое, что (она точно знала) текло по ее жилам. Теперь она могла видеть его, не только потеряв сознание и находясь на грани смерти. Занила также внимательно посмотрела на свою руку, и кожа под ее взглядом стала прозрачной. Было отчетливо видно, как змеятся под ней ниточки живого серебра, переплетаясь, охватывая все ее тело призрачным кружевом силы. Занила внимательно проследила взглядом за тем сосудом, что был рассечен хлыстом купца: вот здесь одна из его стенок была разрушена, отсюда серебристые капли стекают на землю, вот он уходит выше по запястью, а вокруг него обвивается словно паутина, дрожащая и пульсирующая. Занила задумалась: что это может быть, и ответ пришел к ней сам - боль. Дрожал и пульсировал нерв, наливаясь нездоровым темным свечением - именно здесь в ее руке поселилась боль. Занила сосредоточила все свое внимание на этом сгустке энергии, вспомнила серебристый шарик, танцевавший на кончиках ее пальцев среди тьмы, и не только одной мыслью, всем своим существом приказала: "Стоп!". Боль исчезла. Словно погасла задутая порывом ветра свеча. Как будто ее и не было никогда раньше, а хлыст купца не рассекал ее кожу.
Занила подняла глаза. Варох стоял перед ней, и кнут только что свернул свои послушные кольца возле его ног, а купец уже поднимал руку в новом замахе. Никто не ждал, пока она сумеет успокоить боль, просто с момента предыдущего удара успела пройти лишь доля секунды! "Время - то же серебро. Осталось только найти сосуды, по которым оно течет!" - поняла Занила, но хлыст взвился в воздух, не удерживаемый ничем, готовый остановиться, только встретившись с живой плотью...
– Хозяин!
– пронзительный женский крик, раздавшийся откуда-то со стороны крыльца, удивил Занилу не меньше, чем самого купца. Она и Варох обернулись одновременно, отыскивая глазами источник шума, посмевший отвлечь их.
– Господин Варох!
– к ним с крыльца через весь двор неслась пожилая рабыня, та самая, что кормила и мыла Занилу. Девочка отметила, что узнала ее. Голос Вароха был холоднее стылого зимнего воздуха:
– Чего тебе, Вельха?
– Хозяин, - женщина бухнулась на колени у ног купца, прямо на смерзшуюся комьями землю.
– Не бейте ее! Она всего лишь ребенок! Вы же убьете ее!
Остальные рабы и слуги, столпившиеся вокруг, молчали. Варох и сам на долю мгновения потерял дар речи: никогда еще ни один раб не смел перечить ему или останавливать его руку. Но пожилая рабыня валялась на земле у его ног.
– Не бить ее?!
– в голосе купца пронзительным льдом зазвенела усмешка, от которой всем вокруг сразу стало не по себе.
– Не бить ее?
– повторил свой
– Посмотри, девчонка, эта глупая старая рабыня валяется у меня в ногах и умоляет не убивать тебя! Чем же ты так ей приглянулась? Посмотри, как она глупа! Она даже не понимает, что тебе наплевать на нее! Или нет?..
Рука купца взвилась в мгновенном резком замахе, который никто не сумел ни заметить, ни отследить. Только пожилая рабыня, скорчившаяся на земле, успела вскинуть руки к голове, прикрывая лицо от со свистом опустившегося на нее хлыста. Женщина вскрикнула от боли, а по ее рукам зазмеилась глубокая красная полоса. Купец взмахнул хлыстом еще раз, и снова темный жадный кончик с пронзительным звуком рассек воздух, впиваясь в тело беззащитной женщины, валявшейся на земле. Еще раз... На этот раз удар пришелся по спине, разрывая старую ткань грубого серого платья.
– Ты смотришь?!
– Варох на минуту оторвался от своей жертвы и обернулся к Заниле.
– Она просила не бить тебя!
Девочка вдруг отделилась от стены и шагнула вперед, высоко вскинув голову:
– Чего ты хочешь от меня?
Рука купца опустилась. Вот так. Никаких детских воплей. Никаких просьб не бить. В пяти словах, произнесенных голосом, в котором не было ничего детского, вся суть того, что здесь происходит.
– Ты назовешь мне свое имя?
– Варох, казалось, забыл о пожилой рабыне, валявшейся у его ног.
– Занила.
– Сколько тебе лет?
– Зим?
– переспросила девочка, переводя времяисчисление в привычные ей понятия.
– Одиннадцать.
– Ты будешь говорить?
– Если ты будешь спрашивать.
Хлыст резко взвился в руке Вароха, с визгом впился в ледок, сковавший землю у самых ног маленькой рабыни. Та не отшатнулась, только на долю секунды инстинктивно прикрыла глаза.
– Ты должна говорить: "Да, хозяин"!
– Да, хозяин.
Лишь эхо его собственных слов. Ее голос прозвучал ровно. Тихо. Ровно, спокойно, послушно... Но ни на долю секунды это послушание не отразилось в ее взгляде! Как раньше она двигалась, выполняла то, что ей приказывали, так теперь она будет говорить. Варох-купец понял это, скручивая хлыст ровными тугими кольцами, пока рабы расходились со двора. Добился ли он хоть чего-нибудь?
Занила вошла в избу, вслед за остальными рабами. В полутьме сеней она взглянула на свою руку, несколько минут назад рассеченную хлыстом купца. По светлой коже на тыльной стороне ладони змеился едва заметный красноватый след. Даже не шрам, просто воспоминание, стремительно тающее на глазах...
Когда Занила вошла в горницу для рабынь, где ее поселили, там уже собрались остальные женщины. Они окружили Вельху и, сняв с нее платье, обрабатывали раны, оставленные на ее коже хлыстом купца. Две девочки-подростка, которых Занила уже встречала на кухне, как раз выносили в сени плошку с водой и окровавленные тряпки, пропустив к Вельхе повариху с баночкой какой-то остро пахнущей мази. На Занилу никто словно не обратил внимания или, во всяком случае, все старательно делали вид, что это так. Ни одна женщина не заговорила с ней. Впрочем, как и в следующие несколько дней. А потом либо рабыни поняли, что Занила вряд ли замечает их молчание, либо им просто надоело, да и сама Вельха не держала на нее зла и не обвиняла ее ни в чем: она-то знала, что приняла решение сама. Но и общаться с ней больше не пыталась.