Дочь маркиза
Шрифт:
— Как легко вы говорите «До завтра»! Я обернулась к г-же Ферне:
— Мы сможем увидеться завтра?
— Да, во время прогулки.
— Тогда я скажу, как вы, гражданин Сантер: «До завтра». Он вышел. Я выпила свою чашку молока и села тебе писать.
Я слышу, как часы на ратуше бьют два часа пополуночи. Ты даже представить себе не можешь, какой спокойной делает меня уверенность, что завтра или послезавтра я умру.
Ла Форс, 18 июня 1794 г.
Мой друг, по-моему, у меня сложилось о смерти самое полное представление, какое только может быть. Я проспала шесть часов
И все же сколько бы мы ни подыскивали сравнение, ничто не похоже на смерть, кроме самой смерти.
Если бы смерть была не более чем сон, похожий на тот, от которого я только что очнулась, все боялись бы ее не больше, чем сна.
Лавуазье сказал, что человек — отвердевший газ; невозможно подобрать более простое выражение.
Нож гильотины падает вам на шею, и газ разжижается.
Но зачем служит и чем становится газ, из которого состоит человек, когда он возвращается к своим истокам и снова растворяется в бесконечной природе?
Тем, чем он был до рождения?
Нет, ведь до рождения его просто не было.
Смерть необходима, так же необходима, как жизнь. Без смерти, то есть без преемственности, не было бы прогресса, не было бы цивилизации. Поколения, возвышаясь друг над другом, расширяют свои горизонты.
Без смерти мир стоял бы на месте.
Но чем становится человек после смерти?
Удобрением для идей, удобрением для наук.
И правда, невесело думать, что это единственное, на что годится наше тело, когда становится трупом.
Возвышенная Шарлотта Корде превратилась в удобрение! Славная Люсиль превратилась в удобрение! Бедняжка Николь превратилась в удобрение!
О, как утешает нас английский поэт, вкладывая на похоронах Офелии в уста Лаэрта слова:
Пусть из ее неоскверненной плоти
Взрастут фиалки!
–
Помни, грубый поп:
Сестра на небе ангелом зареет,
Когда ты в корчах взвоешь.
Увы! Современная наука еще допускает, что тело может обратиться в фиалки, но она никак не допускает, что душа может обратиться в ангела.
8
«Гамлет», акт V, сцена 1. Перевод Б.Пастернака.
Как только появился этот ангел, где ему место?
Пока невежественные в астрономии люди верили в существование небес, его помещали на небе; но современная наука опровергла разом и эмпирей греков, и небесную твердь иудеев, и небо христиан.
Когда земля была центром мироздания; когда, согласно Фалесу, она плавала на воде, как гигантский корабль; когда, согласно Пиндару, ее поддерживали алмазные колонны; когда, согласно Моисею, солнце вращалось вокруг нее; когда, согласно Аристотелю, над нами целых восемь небес: небо Луны, Меркурия, Венеры, Солнца, Марса, Юпитера, Сатурна и, наконец, твердый и прочный небесный свод, в который вправлены звезды — Бог с его ангелами, серафимами, святыми мог обитать на этом языческом небе как завоеватель в королевстве, которое он
О мой друг, зачем ты научил меня всем этим премудростям: древо жизни, древо науки, древо сомнения?
Ферне и его жена сказали мне, что если шпионы не донесли на меня Революционному трибуналу, то возможно, обо мне забудут и не предадут суду.
Согласись, это была бы неудача.
Я так устала от жизни, которая для меня более пуста, безмолвна и тиха, чем смерть, что готова на все, только бы поскорее с ней покончить.
Вот что я придумала.
Поскольку меня, похоже, не собираются судить, что ж, я обойдусь без суда.
Здесь есть два ежедневных развлечения. И в обоих заключенным позволено принимать участие.
Первое: прогулка по внутреннему двору; второе: отъезд осужденных на площадь Революции.
Мы с Сантером выйдем, когда первую партию заключенных будут сажать в повозку. Руки у меня будут связаны за спиной, волосы подобраны.
Я смешаюсь с осужденными и сяду в повозку. И, право, я буду очень горевать, если гильотина меня отвергнет.
Но надо уговорить Сантера; думаю, это будет самое трудное.
Он и впрямь славный человек, этот достойный пивовар. Когда я рассказала ему о своей любви к тебе, когда рассказала, что недавно в пещерах Сент-Эмильона с помощью собак поймали двух последних жирондистов и, вероятно, ты один из этих мучеников, он вспомнил, что также слышал об этом; когда я, наконец, сказала ему, что он единственный человек, которому я могу довериться, которого могу просить об этой услуге, он согласился — со слезами, но все-таки согласился.
Завтра состоится казнь. Объявили, что приедут три повозки, значит, осужденных человек восемнадцать, не меньше.
Одним больше, одним меньше — никто и не заметит, даже сама смерть!
Я сказала тебе все, что хотела сказать, мой любимый. Ночью я постараюсь хорошо выспаться.
Как говорил шевалье де Каноль:
— Я готовлюсь.
Как прекрасно я провела ночь, мой любимый! Впервые я так сладко спала! Мне снился наш дом в Аржантоне, снились сад, беседка, древо познания добра и зла, источник; во сне передо мной прошло все наше прошлое.
Не предвкушение ли то твоей вечности, Господи? Если это так, я возблагодарю тебя!
Сейчас приедут повозки; я не хочу, чтобы меня ждали.
Прощай, мой любимый, прощай. Это уж точно мое последнее «прости». На сей раз я увижу спектакль не из зала, а со сцены.
Никогда, мой любимый, у меня не было на сердце так спокойно и радостно. Я снова повторяю тебе: если ты умер, я приду к тебе; если ты жив, я подожду тебя.
Да, все так, но… небытие! небытие!
Прощай, повозки въезжают во двор, прощай.
За мной пришел Сантер.
Я иду.
Люблю тебя.
Твоя Ева