Дочь моего друга
Шрифт:
— Пустишь? Поговорить нужно.
Семен оставляет дверь открытой и, развернувшись, идет в гостиную. Приглашение так себе, но я не гордый, а потому шагаю за ним.
— Яна где? — рявкает он, остановившись посреди гостиной.
— У меня в номере.
Если из ноздрей действительно можно было бы пускать пар, у старика он бы шел. Я почти хочу, чтобы он спросил напрямую, трахал ли я его дочь, и с удовольствием бы ответил «да». Пора ему спускаться на бренную землю и трезветь.
— Ну и чего ты приперся? Думаешь, прилетел сюда и проблему порешал? Победа? Хера с два, Андрей. Не будет моя
Словно и не было этих двух недель после памятного разговора. Та же шарманка.
— Вот смотрю я на тебя, Семен, и думаю: то ли я вырос, то ли ты не дорос. Ты себя пяткой в грудь колотишь, что о дочери заботишься, а на деле срать тебе на нее. Ты в ней придаток свой видеть хочешь. Обращаешься с ней как со щенком: ошейник красивый купил, корм выбрал, лежак, конуру. Срок подошел — пора суку на случку, и не с дворовым псом, а чтобы кобель был с родословной. Уже видишь, как щенков породистых на руках держишь и как на выставку их будешь водить за медалями. Это твоя отцовская любовь?
— Пошел на хер из моего номера, — цедит Семен.
— Дослушаешь, потом уйду. Ты дочь свою потерять можешь, старый ты пень, неужели не понимаешь? Она же все видит, все чувствует. Мечется, как бы и мне, и тебе угодить. Не тебе звонит ревет, а мне, потому что тушу твою прооперированную тревожить не хочет. Не отступлюсь я от нее, и что ты дальше сделаешь? Ультиматум ей поставишь? Уверен, что тебя выберет?
— А ты думаешь, тебя?
— В этом проблема твоя, Семен. Ты видишь в ней ребенка. Я вижу женщину, потому что она и есть женщина. Лет пять назад, может, она бы тебя и выбрала, а сейчас без шансов.
— А ты попробуй, рискни. Так уверен? Я ее с пеленок знаю. Пока ты баб других трахал, я ее на руках качал.
— Жизнь не всегда справедлива. Мы с тобой оба должны за решеткой сидеть, а на деле в Израиле в отеле за пятьдесят косарей за ночь зависаем.
— Вышел на хрен, пока я тебе морду не разбил.
Я мысленно вздыхаю. Не хочет он по-человечески. Прямо разочарование какое-то. Семен всегда для меня старшим другом был, примером для подражания, а тут… Впрочем, так даже легче.
— Вижу, взывать к твоей отцовской любви бесполезно, ибо ты оказался дубовее, чем я думал. Слушай тогда на более доступном тебе языке, потому что сюсюкать с тобой в честь прошлой дружбы мне надоело. Я вчера взятку в зубах Базыгину принес: бренд «Хлеб& Соль» остается за мной — это дело решенное. Амбалов твоих сегодня солнцевские вытряхнули — слышал уже, наверное, так что носа сунуть туда больше не посмеют. С пожаром неприятно, конечно, вышло, но дело поправимое. Я еще на страховке как следует погреюсь. Как знал тебя, мудака, сумму увеличил. Хорошо, что работяги не пострадали, но ты, естественно, об этом в последнюю очередь думал. У меня задница со всех сторон прикрыта, Семен, ты меня не достанешь. Продолжишь этот беспредел, я добрым зятем быть перестану, и тебе такую ответку преподнесу, что ты надолго на жопу сядешь. Больше десяти лет в Штатах провести — слишком много, чтобы от московской жизни не отстать. Тут ты мне проиграешь. Я это к чему? Заканчивай войнушку, Семен. Янку я не отдам, и сделать ты ничего не сможешь. Начнешь ее прессовать — потеряешь единственную дочь и останешься
— Что-то ты много о себе, Андрюша, возомнил, как я погляжу, — угрожающе рычит Галич и даже шаг ко мне делает. — Понтуешься, советы раздаешь. Не забыл, щенок, кто тебя из болота вытащил? Как вытащил, так и обратно затащу. Будешь захлебываться и скулить, пока не сдохнешь.
Что это? Маразм старческий? Рановато вроде. Как можно оставаться настолько глухим? По хер. Я сказал все, что хотел. Собираюсь развернуться и уйти, но стремительно белеющее лицо Семена меня останавливает. Блядь. Пусть только попробует, старый мудак, коньки при мне отбросить. Это будет великая несправедливость.
Но падать он не собирается и за сердце не хватается. Напротив, его лицо как-то нелогично смягчается, и, обернувшись, я понимаю почему: в коридоре стоит Яна. Щеки покрасневшее, губы искусаны. Подслушивала.
— Ян, я же просил в номере оставаться.
— Я не послушалась, — тихо отвечает она, но на меня не смотрит. Все ее внимание сосредоточено на Семене.
Не уберег. Может, и к лучшему — быстрее повзрослеет. Но все равно жалко.
36
Яна
Из меня словно выкачали всю кровь, тело стало неподвижным и сухим, мышцы и сухожилия одеревенели. На секунду думается, что лучше бы мне было остаться в номере, как Андрей и просил, но уже в следующий момент эта слабовольная мысль испаряется. Вот она, суровая реальность, такая, какая есть. Отец никогда не одобрит мой выбор. Отец не относится ко мне как к взрослой. Отец причастен к куче неприятностей в бизнесе Андрея. Отец мне соврал. Во всем услышанном я нахожу всего один плюс, а вернее, два: с проблемами Андрей справился, и он заботится обо мне даже больше, чем я могла предположить. За последнее я обязательно скажу ему свое «спасибо», но позже, не сейчас, когда из-под ног вывалился кирпич, на котором я привыкла стоять всю свою жизнь.
— Можно я с папой наедине поговорю? — с трудом оторвав взгляд от застывшего отца, смотрю на Андрея. Даже несмотря на прострацию, отмечаю, что он впервые выглядит настолько озабоченным: брови нахмурены, глаза пристально изучают мое лицо, словно ищут признаки того, что я впаду в истерику.
— Я в порядке, — голос звучит немного сипло и грубовато, но я знаю, что он не обидится.
— Ладно, — не взглянув на отца, Андрей направляется в мою сторону. Остановившись рядом, заглядывает в глаза и, очевидно удовлетворившись увиденным, мягко касается моего плеча и выходит за дверь.
Я фокусируюсь взглядом на отце и, заставив себя сдвинуться с места, прохожу в центр гостиной. Если в первые секунды, как он меня заметил, в его лице промелькнуло замешательство, то сейчас папа полностью взял эмоции под контроль и выглядит совершенно невозмутимым.
— Все, что я услышала, было правдой?
Отец слегка приподнимает брови в спокойном удивлении.
— А что ты услышала, Яна?
— Пап, пожалуйста, не надо со мной как с дурочкой. Я за Андреем следом пошла, потому что за тебя беспокоилась. Думала, он ненароком может что-то сказать, от чего тебе станет плохо, и тогда я его остановлю. Поэтому слышала все.