Дочь моего друга
Шрифт:
Но за мной круглосуточно ходили по пятам два здоровенных бугая-охранника, и сбежать от них у меня вряд ли бы вышло. Поэтому я просто ждала.
Отец звонил каждый день, но разговаривали мы не больше трех минут. Он спрашивал как дела, дежурно отчитывался, что у него все «ок» и отбивался.
А я так хотела спросить про Демида! На третий день не выдержала, окликнула:
— Пап! — и не давая ему опомниться, быстро заговорила: — Как там Демид?
Некоторое время из трубки доносилось только тяжелое дыхание. Затем последовал
— Я же просил тебя, дочка. Забудь о нем. Как будто его и не было.
Я чуть с ума не сошла от волнения. Хорошо, догадалась пристать к своим бугаям, чтобы дали номер телефона Ольшанского.
Плакала, твердила, что у меня для него срочная информация. Один из них дрогнул. Номер не дал, но дал свой телефон. Набрал Ольшанского и дал.
— Демид, алло, Демид? — закричала я в трубку и когда услышала его голос, разревелась от облегчения.
— Что случилось, Арина? — Демид не мог добиться, а я только всхлипывала.
— Отец ничего не рассказывает, — наконец смогла выговорить, — я тут с ума схожу.
— Незачем, Арин, — мне показалось, или он немного смягчился? — Все нормально.
— Он сказал, чтоб я о тебе забыла, — выпалила одним духом и замерла. Он тоже как будто перестал дышать.
— Правильно сказал, — наконец проговорил сипло. — Забудь.
— Как? — я сжала телефон так, что пальцы побелели. — Ты серьезно считаешь, что я смогу?
Он снова замолчал, а у меня слезы покатились по щекам.
— Так для всех будет лучше, Арина.
— Не для всех, — крикнула в отчаянии, — для меня не будет.
Но это я говорила уже в пустоту. Больше телефон не просила, да мне бы больше никто и не дал. Бугай мой явно получил от Ольшанского по шапке за то, что уступил, и остальные дни ходил с каменным лицом.
Уже сидя в самолете не могла дождаться, когда взлетим. Обычно я обожаю летать, но сейчас даже простой двухчасовой перелет дается с трудом.
На душе тревога, не могу понять, что происходит, но из самолета вылетаю как пробка из бутылки шампанского. Прохожу паспортный контроль и когда вижу перед предполетной зоной отца, бросаю чемодан и бегу. Бросаюсь на шею, захлебываясь слезами.
— Я так боялась, папа! Так боялась...
— Нечего было бояться, дочка, — отец улыбается и выглядит таким как всегда. Я даже на какое-то время верю, что меня отправили в Турцию просто сменить картинку.
Но выясняется, что этим вечером у нас намечаются визитеры. Отец решает провести предупредительную беседу.
— Дочка, ты только отреагируй нормально, ладно? — он выглядит взволнованным и напряженным. — Они просто хотят поговорить.
Когда во двор начинают въезжать машины, я поначалу не догадываюсь. Но увидев, кто из них выходит, меня накрывает.
— Что они здесь делают? — я себя не вижу, но мне кажется, я сейчас белая как стена. Кровь отхлынула от лица, и ощущения такие, будто щеки покрылись
— Сказал же. Приехали поговорить.
— Я не буду с ними встречаться, — мотаю головой и стараюсь дышать носом, чтобы не потерять сознание. — Я не хочу.
— Возьми себя в руки, дочка, — отец никогда со мной так не разговаривал! Я даже рот приоткрыла от удивления. Этот приказной тон он использовал только в общении с сотрудниками.
В холл входят пятеро мужчин, а с ними те уроды, от которых меня отбил Демид. Лица у них угрюмые, у их родителей непроницаемые.
Папа кивает на диван. Родители парней рассаживаются на диване и креслах, те остаются стоять. Как и я. Прячут глаза, не знают, куда деть руки.
— Арина, — первым начинает отец, — ко мне обратились эти люди. Они попросили, чтобы ты согласилась их выслушать.
Молчу. И все молчат. Тишину нарушает отец Паши. Он прокашливается, но голос его все равно не слушается.
— Арина, я хочу принести извинения от своего имени за то, что сделал мой сын. Он будет просить сам, но за себя я тоже хочу попросить.
— Извини, Арин, — бормочет Паша. Это что, они все по очереди будут блеять?
— Меня сейчас стошнит, — говорю негромко, но достаточно, чтобы услышали все. Прижимаю к губам ладонь.
Посетители наши тревожно переглядываются. Отец Руслана толкает его в спину, и Исмаилов, ломая язык, вслед за Пашкой приносит извинения.
Дальше по накатанному все идет еще быстрее. Я зажмуриваюсь, чтобы их не видеть, и мечтаю, чтобы они все исчезли. По возможности, навсегда. И почти ненавижу отца за то, что он со мной это делает.
Но дно на сегодня оказывается еще не полностью пробито. Никто уходить не собирается, наоборот, отец Паши начинает говорить, и звучит его речь довольно пафосно.
— Арина, мы поговорили с твоим отцом и решили, что... Если вы с Павлом поженитесь, это будет лучшим решением проблемы.
Что? Что я только что услышала?
Бортникова перебивает отец Руслана.
— Мой сын тоже готов загладить свою вину перед тобой, девочка. Возможно, ты захочешь выбрать его.
Сам Исмаилов сидит с таким видом, словно это его собственные поминки. Паша смотрит на меня с надеждой, а я в таком шоке, что не передать словами. Особенно после того, как пародию на предложение руки и сердца выслушиваю от остальных родителей.
— Что скажешь, дочка? — поворачивается ко мне отец. Он выглядит... довольным?
Ничего не могу сказать. Желудок сокращает спазмами, зажимаю рот и бросаюсь в ближайший туалет, где меня выворачивает наизнанку. Значит, Демида забыть, а за этих подонков замуж?
Долго полощу рот, умываюсь. Выхожу в холл в надежде, что там никого, но надежды не оправдываются. Все на местах.
— Ты в порядке, дочка? — с тревогой спрашивает отец.
— Ты подумала над нашим предложением? — спрашивает старший Бортников.