Дочь моего друга
Шрифт:
Машина тормозит в нашем дворе. Демид открывает дверцу, выбирается сам и протягивает руки.
— Не надо, я сама, — качаю головой и выхожу из салона, держась за Демида. Поднимаю голову и смотрю на него снизу вверх. — Он же там, да? Скажи. Он нас ждет, да? Это все было не по-настоящему? Ну скажи, Демид, чего ты молчишь?
Демид качает головой, хочет меня обнять, но я уворачиваюсь.
— Это ты виноват, — говорю сипло, упираясь руками в твердую грудь. — Ты во всем виноват. Ты не должен был уезжать, должен был остаться. Уговорить
Демид смотрит взглядом, полным такой боли, что хочется сложиться пополам. Потому что я ее чувствую. Мне тоже так больно, словно каждое мое слово вонзается в живую плоть остро отточенным ножом.
— Прости меня, Арина, прости, — хрипло шепчет он, пытаясь меня привлечь к себе. А я не даюсь. — Да, я виноват. Это я во всем виноват.
— Предатель! — бью наотмашь ладонями по плечам, сжимаю кулаки и толкаю в грудь. — Все из-за тебя!
Меня ослепляет ярость, бью вслепую, но повсюду натыкаюсь на напряженные каменные мышцы, и только зря сбиваю косточки.
Силы покидают внезапно, руки бессильно повисают вдоль туловища. И тогда он снова меня обнимает, обвивает, укутывает собой.
Задираю голову, вижу на заросших колючей щетиной щеках мокрые дорожки. Вытираю ладонями, он ловит их и прижимается губами, которые шепчут сипло:
— Я теперь никуда от тебя не уеду. И никуда тебя не отпущу.
***
Я отказываюсь ехать в дом Демида. Не могу объяснить, но пока я дома, мне легче, несмотря на то, что отцовский кабинет опечатан.
Демид не уговаривает, молча идет со мной в дом. Я прохожу в гостиную, опускаюсь в кресло и подбираю колени. У него звонит телефон, он задерживается на пороге.
— Вы видели, в каком она состоянии? Какие, блядь, поминки? — глухо ругается в трубку. — Что ей кололи, кто знает?
— Вот это, Демид, — зову как будто громко, но в реальности получается невыразительное сипение. Хорошо, Демид меня слышит.
Подходит к столику, на котором лежит упаковка ампул, шприцы и спиртовые салфетки для инъекций. Берет упаковку в руки, вчитывается в название, швыряет упаковку на стол.
— Пиздец, — говорит в потолок, потом смотрит на меня. — Тебе этой дряни сколько раз успели уколоть, Арина?
Пожимаю плечами. Я и правда не знаю.
— Это мне после больницы прописали, — шепчу, собрав все силы.
Он снимает упаковку на камеру, кому-то отправляет и сразу перезванивает.
— Серега, посмотри, это не тот дерьмовый препарат, от которого дикая побочка? Или я путаю?
Невидимый Сергей отвечает, Демид тихо ругается. Закрываю глаза, и меня качает на небольших волнах. Слепит яркий свет, от него хочется зажмуриться еще сильнее.
Зажмуриваюсь и проваливаюсь назад, спиной падаю в колодец, лечу по спирали, цепляясь за стенки. В плечо впиваются клещи и тянут обратно. Не хочу обратно, хочу долететь до дна, вдруг там Белый кролик и Шляпник.
В глаза бьет яркий слепящий свет, меня трясут
— Арина! Арина, посмотри на меня. Открой глаза, открывай глаза, девочка!
— Не надо, я хочу долететь... — шелестит совсем рядом, пока я не понимаю, что это мой собственный голос.
— Открывай глаза, малыш, — надо мной нависает напряженное лицо Демида. Он вглядывается в мои глаза, оттягивает веко и снова ругается. — Ну пиздец. Все, Арина, сейчас мы всю эту дрянь из тебя вымоем.
— Ты... ты меня повезешь в больницу? Не надо, Демид... — слабо взмахиваю руками, но он ловит их и прячет в широких ладонях.
— Нет, обойдемся без больницы. Сейчас приедет мой знакомый, он доктор. Тебя прокапают и подберут другой препарат. Тот, что тебе вводили, не подходит, еще и в такой дозировке. Ты должна спать, а не летать.
Сергей оказывается Сергеем Валериевичем, высоким мужчиной с усами и бородой. Аккуратной, стриженой, но все равно он выглядит старше Демида. Он задает вопросы, долго осматривает, потом тихо переговаривается с Демидом.
Пока они говорят, медсестра, которую привез Сергей Валерьевич, ставит мне капельницу. Меня все еще качает, но уже не так сильно. Как минимум я никуда не проваливаюсь и не падаю.
Закрываю глаза и слышу, как Демид тихо говорит Сергею:
— Для нее это конские дозы, Сереж. Теперь ясно, почему она чуть не свалилась в могилу.
Постепенно их голоса отдаляются, затихают, и я медленно уплываю по спокойному морю за горизонт.
Когда просыпаюсь, вокруг темно. Я лежу в своей комнате, в постели. На мне моя пижама, рядом никого. Становится так страшно, что я одна, и я кричу изо всех сил:
— Демид!
Распахивается дверь, влетает Демид, и вслед за ним в комнату из коридора проникает свет.
— Что, Арина, что?
— Я испугалась, — шепчу виновато, — думала, ты ушел...
— Я здесь был, в гостиной.
В спальню папы он не пошел, я тоже не могу туда входить. Демид подходит, садится на кровать.
— Тебе надо поесть. Я сейчас принесу. Будешь чай с бутербродом?
Мотаю головой и делаю попытку встать.
— Я сама. Мне все равно надо в душ.
— Вот и иди в душ. А я сделаю бутерброды, — невозмутимо отвечает Демид.
Он заставляет меня впихнуть в себя хлеб с маслом и сыром и выпить целую чашку чая. Мы сидим на кухне, Демид все время хмурится.
Наверное, у него много дел, а он вынужден нянчиться со мной.
— Арина, может, ты переедешь ко мне? — спрашивает он. — Я не могу тут все время жить. Это неудобно.
— Ты можешь ехать, Демид, — внешне стараюсь казаться спокойной, а сама внутренне вся сжимаюсь, когда представляю, что снова буду одна в пустом доме, — я останусь здесь.
Он мрачно кивает, как будто соглашается, но когда я возвращаюсь в постель, слышу, как вдалеке шумит душ — значит Демид устроился в гостевой спальне.