Дочь Великой Степи
Шрифт:
В ладонь тут же, как морда верного пса, ткнулось бронзовое навершие: добрый меч, с которым она упражнялась каждый день, никуда не делся, он плотно сидел в ножнах. Зиндра мимоходом погладила его и совсем с другим, щемящим чувством приласкала то, что висело на поясе рядом, – грубоватый короткий кинжал на роговой рукояти. Он был выкован бродячим кузнецом-дарганом из того самого серпа, что унесла она из руин Конской Гривы…
Кинжал – свидетель: вместо Зиндры родилась Варка. И она, новая, превыше себя прежней!
Шутка сказать, она теперь Лунная Дева – из тех, о ком рассказывают предания и легенды, повторяемые зимними вечерами у очагов.
И с ней ее подруги. Ее сестры по мечу и
Вот Фардиса. Жила она себе на севере Таврии в маленьком селении, пока под покровом ночи к их берегу не пристал корабль охотников за живым товаром… Фардиса не помнит, как все случилось и какова судьба ее родных и соседей, – помнит только провонявший гнилой рыбой, солью и дерьмом трюм пиратского корабля. Помнит навалившиеся на нее смердящие чесноком и потом туши.
Корабль выкинуло на берег штормом, и она ухитрилась сбежать, пока пираты, перемежая проклятия божбой, пытались стащить с отмели разгруженное судно…
Алана, как можно догадаться по прозвищу-имени, родом из великого племени аланов. Крепкая, широкая в кости, чем-то напоминающая те изваяния каменных баб, что стоят на курганах… Семья ее бежала из родных земель, поддержав не того царского сына в борьбе за власть. В Диком Поле на изможденных беглецов напали лихие люди («Может, и мои сородичи», – вдруг подумала Зиндра, вспомнив как-то привезенный из набега ворох одежды с аланской вышивкой). Она единственная вырвалась из кольца: вынес их с младшим братишкой добрый конь. Да вот от судьбы не ускачешь, и брат умер от раны через три дня… Одинокие скитания, полурабская жизнь в приютившем из милости кочевье, разбитая о голову насильника корчага, новое бегство и спасительная встреча с амазонками, когда уже думала добраться до первого перелеска да приладить на подходящий сук петлю из кушака…
Меланиппа – совсем другая, изящная и тонколицая, из городских сарматов, к тому же полугречанка, дочь рабыни. Хозяин, разорившись, продал ее, а торговец шкурами и янтарем взял красивую и, по всему видно, неглупую невольницу в подарок вождю, с которым вел дела. Шел он в Степь почти без стражи, понадеявшись на охранную тамгу, да вот попался ему по дороге другой вождь, у которого с приятелем торговца была старая вражда… Спаслась девушка чудом: взявшим богатую добычу головорезам было не до того, чтоб обшаривать заросли вокруг места побоища. А потом чудом же наткнулась на стойбище, где обитали амазонки.
Умела она не только читать, петь и складно говорить, но еще и владела искусством исцеления ран и болезней. В отряде Аксианы, старшей над всеми, юная полугречанка стала лекаркой, а еще заведовала запасами да подсчетом трофеев. Зато на мечах уступала всем, кроме лучницы Саны, – и даже Зиндре, по сию пору еще неумелой в игре клинков…
Саму Сану, опрометчиво отошедшую далеко от семейных угодий охотницу, эорпаты отбили у шайки степных бродяг-изгоев. Возили те ее привязанной к седлу и, не развязывая, насиловали в очередь на стоянках. Десять стрел из десяти, выпущенных ею, попадали в цель на ста шагах. Не раз именно ее искусство выручало маленький отряд…
Тарса и Зарина пали жертвами старых обычаев: внезапно вернувшийся среди ночи муж Зарины застал их милующимися на его супружеском ложе и кнутом выгнал в зимнюю степь на верную смерть. Почти замерзших их подобрала Аксиана.
(Меланиппа говорила, что в городах такое бывает нередко, но Зиндра лишь качала головой: женщину боги сотворили для любви к мужчинам, что бы она там о себе ни выдумывала.)
Еще две девушки, Артвиза и Сакара, были родом из таких же уничтоженных в усобицах или карательных набегах селений, как Конская Грива. Им, правда, повезло еще
А вот Фанга была по-настоящему беглой невольницей и пришла к ним самочинно: девушки встретили ее зимой уже на окраине их кочевья. Хоть обычно и не привечала Аксиана беглых, чтоб не ссориться с их хозяевами, но тут без особых разговоров взяла ее к себе, рассудив, что сумевшая продержаться в степи до середины зимы вполне подойдет их дружине.
Бендида, родом фракийка из гетов, голубоокая и русоволосая, ростом была выше их всех и одной рукой легко поднимала Зиндру в панцире и при мече. Тоже бывшая рабыня, хотя и не беглая. Ее везли в Ольвию на продажу, но она заболела, не выдержав дороги. Хозяева каравана, не желая задерживаться, бросили горящую в лихорадке девушку прямо посреди степи, а амазонки подобрали и выходили. Она так и не научилась толком говорить на понятном им языке, но за нее говорили глаза, светившиеся преданной любовью при каждом взгляде на сестер. И увесистая палица в ее длани выручала их едва ли не чаще, чем бьющий без промаха лук Саны.
Анта, добродушная молчаливая северянка, в одиночку приплыла в их края на челноке из лесов много выше по течению Дан-Абры. Она не бежала от мести или врагов, а решила с мечом служить Великой Матери по обету. Для избравшей участь «мужеубийцы» она была на удивление кротка и незлобива, подруги даже переглядывались, в недоумении головами качали.
Бинку, самую младшую, привезла старая бабка, приходившаяся Аксиане какой-то дальней, одна Табити ведает, родней на седьмой воде. Мол, помру – и пропадет без надзора девчонка.
Еще несколько девушек пришли в селение кто пешком, кто верхом – и свои истории рассказали лишь Аксиане: даже кумыс и греческое вино не развязывали им языки.
И, конечно же, сама Аксиана. Их спасительница, повелительница, наставница. Она была настоящей дочерью вождя старого сколотского рода, пусть и обедневшего, – но все равно восходил он к тем древним ксаям, что привели когда-то предков с востока, прогнав киммерийцев.
Семь лет назад ее семья и почти все родное кочевье вымерли от черной оспы, а кого не прикончила болезнь, тех добил голод, ибо соседи угнали стада. Что поделать, закон Степи жесток: ты или тебя. Тогда их осталось трое: она и Хунара с Дараной – две юницы, только-только отходящие от демонской болезни, что навсегда изуродовала их лица. И вот одним весенним днем Аксиана, старшая, опоясалась отцовским акинаком, вручила еще шатающимся после голодовки и болезни девчонкам по копью и луку, а потом сообщила: раз они никому не нужны в этом мире, то отныне будут жить, как прежние Лунные Девы…
В тот день, когда их пути пересеклись, Зиндра ничего этого не знала. Просто одна из воительниц посадила ее рядом с собой на вытертое седло, и они куда-то поскакали, оставив отряд двигаться по своим делам. Ехали они долго, с короткими привалами, и к вечеру добрались туда, где на холме возвышались руины чего-то вроде крепости, воздвигнутой из необожженных глиняных кирпичей грубой лепки.
Наверно, когда-то это был приют для пересекающих степь караванов, но строение забросили десятки, если не сотни лет назад, несмотря на то, какой труд был в него вложен: посреди двора сохранился облицованный камнем колодец, где до сих пор не переводилась чистая ключевая вода, величайшая ценность в здешних местах. Но, может быть, слишком уж изменились караванные пути. Или еще что-то иное произошло. Поди узнай теперь…