Дочь Волдеморта

Ночная Всадница

Расставание с родным поместьем девочка перенесла с удивительной легкостью. Как и смерть своего отчима. Казалось, Етту куда больше печалила утрата погибшей в огне кошки Мельпомены.

Домовики Оз и Формоз, уцелевшие благодаря милонской фиалке, перебрались с пепелища вслед за своими хозяйками и присоединились к шустрому эльфу Меньрозу, следившему за Блэквуд–мэнор с тех пор, как туда въехали Лорд Волдеморт с супругой.

Гермиона порвала всякие связи с высшим магическим обществом. Из всех соболезнующих визитеров поговорила только с Волденом Макнейром, да и то лишь потому, что предвидела в его словах возможную искренность.

Вдова

Малфой уверенно отвергала свет, а ее в свою очередь отвергал оживший портрет почившего супруга. Он только улыбался ей странно: задумчиво, наблюдающе, в чем-то по–отечески; так создатели великих вещей порою улыбаются, глядя на свои творения, прошедшие воду и огонь, погубившие их, но всё же признанные миром.

Непостижимый всегда, Люциус со своих портретов глядел тем же всеведущим мудрецом, скучающим и парадоксальным. Но он молчал, лишь иногда подмигивая ей с этой рвущей сердце усмешкой.

Ей так и не удалось его обыграть, даже в смерти.

А ведь Гермиона знала, что этот портрет отвечал Волдеморту. Ему, но не его дочери.

Зато маленькое изображение Генри говорило с ней постоянно: красноречиво убеждало в возможности счастливой жизни, невзирая ни на что. В необходимости продолжать обычные свои дела, стараться искать новых и старых развлечений, отвлекаться от безнадежности: на окружающих, на Генриетту, на работу.

Не думать о мести, но жить ради жизни.

Задумчиво и решительно молодая вдова убрала портрет своего первого мужа в шкаф. Что-то, окончательно надломившееся в ней, похоронило женщину, которую когда-то любил Генри, вместе с прошлым. Возможно, на время. Но очень глубоко.

Через две недели, в середине апреля, Гермиона вернулась к преподавательской практике, которую до того за нее временно взял на себя Снейп.

Леди Малфой стала жестче, холоднее и суровее. Во всём. Она так же много общалась с Амарантой и не переставшим франтить Роном, но неуловимо переменилась в самом отношении к жизни.

Не прервала Гермиона и коротких отношений с Тэо, находя в его грубых и молчаливых, отдающих извращением ласках некое отдохновение для своей очерствевшей души.

Раскаленный обруч под именем Гарри Поттер не пал, а лишь восполнил ушедший было жар.

А жизнь шла своим чередом.

Преподавателем летного мастерства и тренером квиддичных сборных в Даркпаверхаусе стал теперь Виктор Крам.

Когда его кандидатуру, по совету, разумеется, Габриэль Делакур, еще только рассматривали, новая мрачная Гермиона пришла к своему отцу и сообщила ему, что Виктор — член подпольного отделения Ордена Феникса, противодействующего господствующему строю. А Темный Лорд усмехнулся со странным лукавством и сказал, что может предоставить ей свитки с полным перечнем всех официальных и тайных членов как Ордена Феникса, так и других относительно крупных левых движений на территории Соединенного Королевства и за его пределами.

— Пускай себе работает, — заметил он по поводу назначения Крама. — Мне проще держать этих людей на виду. А он хорошо летает и в состоянии научить этому гимназистов.

Так мистер Крам поселился в Даркпаверхаусе.

Это было последней заслугой Габриэль Делакур перед Орденом Феникса. Потому что вскоре после этого девушка бесследно исчезла.

И только живущая в Блэквуд–мэнор Гермиона знала о том, что с ней сталось.

Волдеморт действительно перевоплотил свою Нефелу, но не в Эйлитию, а в Персефону [140] .

Лишил двуличную «богиню» связи со своими соратниками и тайно заключил в собственном доме, точнее в его бескрайних подземных катакомбах, где окружил ироничным уходом, в ожидании, пока та произведет на свет его дитя.

140

Богиня плодородия и царства мёртвых, супруга Аида, похищенная и унесенная в подземное царство.

В начале лета и Беллатриса безвылазно обосновалась в Блэквуд–мэнор. С сентября ее обязанности в школе должен был взять на себя Рабастан Лестрейндж, тогда как Черной Вдове предстояло позабыть все свои бесчинства до самого Нового года и не показываться на людях вовсе.

Младенца, которого должна была родить Габриэль зимой, не планировалось представлять свету, его должны были растить тайно вплоть до того дня, когда угроза Гарри Поттера перестанет существовать. Но следовало оставить возможность впоследствии выдать ребенка за чадо законной супруги Темного Лорда.

В старой усадьбе Блэков собралась весьма своеобразная компания. Но новую Гермиону не смущало и это.

Дабы никто не видел Беллатрису не обремененной, гувернантку Рут Рэйджисон рассчитали и к маленькой Етте был приставлен ее давний друг домовик Оз, а на время визитов учителей, готовивших юную мисс Саузвильт к гимназии, леди Волдеморт скрывалась в своих покоях. Она откровенно скучала в этом вынужденном заточении и жила лишь временем, когда Темный Лорд бывал дома.

Однако сложившаяся ситуация отнюдь не подтолкнула Беллу сблизиться со своей юной petite-fille [141] — она никогда не любила детей.

141

внучкой (франц.).

С дочерью беседовала за неимением иных. Но всё равно была счастлива — уж ей-то не было на что жаловаться теперь.

Да и новая Гермиона импонировала своей матери.

* * *

Первое время леди Малфой часто наведывалась на кладбище к могиле Люциуса и однажды даже встретила там Нарциссу.

Та появилась за ее спиной, и Гермиона оглянулась на хлопок трансгрессии.

Тетушка совсем не переменилась, только, быть может, необъяснимая теперь тень едва заметного надменного превосходства стала четче выделяться на ее нестареющем лице. Холодная и непроницаемая, она лишь едва заметно усмехнулась, увидев свою племянницу. Не проронив ни слова, подошла к могиле и положила на черный мрамор две крупные белые лилии.

Выпрямилась и застыла, глядя на мрачный знак последнего приюта бывшего супруга.

— Какая символичная встреча, — произнесла Нарцисса вдруг, всё еще не удостоив Гермиону взглядом. — Осталось еще проводить туда моего внука, да, Кадмина? — продолжила она и снова умолкла, а Гермиона не нашлась, что ответить. — Молодец, девочка, — снова заговорила Нарцисса, чуть погодя. — Впечатляет. Я действительно полагала, что знаю его, — усмехнулась она, кивнув на могилу. — И мне стоит позавидовать тебе, ибо воистину ты творишь чудеса. Жаль только, — Нарцисса сделала паузу и жестко докончила: — что они завершаются на кладбище.