Дочь заклятого врага
Шрифт:
Зарекалась ведь…
– … я тебя не обижу.
Конечно, в его понимании он меня вовсе не обидел. Не избил и даже не оскорбил. Просто грубо выставил за дверь как надоевшую шлюху. Ещё и сестра его психованная…
Я переживу. Ничего страшного не произошло. Всего лишь мужчина, который казался мне симпатичным, порядочным и благородным, вытер о меня ноги. Это обидно, неприятно, но не смертельно.
Почему же тогда трясутся руки, а в глазах стоит вода?
Вызываю такси. Денег у меня в обрез, но ехать
Такси довозит меня быстро. Водитель поначалу пытается шутить, но потом улавливает моё настроение и умолкает. И без его болтовни салон наполнен звуками с улицы, которые сейчас действуют на нервы.
Двор встречает тишиной. Визги малышни на детской площадке и окрики мамаш обычно начинаются чуть позже. Бабульки ещё не заняли свои посты на лавочках возле подъездов. Не оглядываясь по сторонам, выскакиваю из машины и тороплюсь в квартиру.
Наверное, мне нужен был сегодняшний опыт, чтобы окончательно распрощаться с иллюзиями и розовыми очками. Ещё одна набитая шишка. Я сложу её в копилку и буду помнить в новой жизни, которую построю себе с нуля сама.
Хозяйка снова за городом – никто не будет приставать с глупыми вопросами, увидев мои слёзы. Мне остро необходимо уединение, чтобы поплакаться, посетовать на жизнь и пожалеть себя.
Открываю дверь и слышу тихие голоса. Поначалу думаю, что хозяйка вернулась и принимает гостей. Эта мысль кажется странной, поэтому направляюсь на звуки и обмираю. На диване в гостиной, куда я никогда не захожу, развалился мой отец. Мама сидит в кресле рядом ним. В другом кресле расположился мужчина. Он смутно мне знаком – видимо, один из папиных людей.
Зачем они приехали и как сюда попали? Ни за что не поверю, что просто соскучились и решили проведать. Тем более, что лица родителей не отражают ни малейшей радости от встречи.
– И на эту конуру ты променяла нормальный дом? – с презрением говорит отец, пропуская приветствие. – Я давно говорил, что ты ненормальная.
– Здравствуйте, – стараюсь звучать как можно нейтральнее, но слёзы, которые всю дорогу копились в глазах, рвутся на волю, и голос подрагивает.
Папа поднимается с дивана и нависает надо мной. Он выше и крупнее. В нашем роду все высокие и ширококостные. Одна я пошла в мамину родню и при среднем для женщины росте выгляжу рядом с папой Дюймовочкой.
– Ты хоть понимаешь, как подставила меня? – ревёт отец, повышая голос. – Хотя куда там… Ты ж непроходимая дура! Как знал, что с тобой проблем не оберёшься. Тебе сказано было вернуться к мужу! Какого чёрта ты устроила?
– Папа, это моя жизнь! – выкрикиваю истерично. – И я вправе…
Договорить не успеваю. Словно в замедленной съёмке сознание фиксирует движение папиной руки. Я дёргаюсь, пытаясь уклониться от удара, но всё равно щёку обжигает боль. Теряю равновесие и лечу назад, больно ударяясь
Как там говорят – небо в алмазах? Не знаю, как насчёт неба и тем более алмазов. Но в глазах темнеет и все ресурсы организма устремляются к месту удара, чтобы хоть немного подавить разливающуюся боль и головокружение.
– Витя! Я же тебя просила! – откуда-то издали доносится голос мамы.
– Заткнись! Её убить мало, – рявкает он в ответ.
Я лежу на полу тряпичной куклой. Не способна ни встать, ни даже сесть. Сильные руки подхватывают меня и куда-то волокут. От боли теряю ориентацию в пространстве.
– Подписывай! – командует отец, опуская меня на стул.
Я почти ничего не вижу. О том, чтобы прочитать текст на разложенных передо мной листах, и речи нет. Я едва удерживаю ручку и что-то коряво чёркаю там, куда мне тычут пальцем.
Сразу после этого отец отпускает меня, и тело, потеряв поддержку, валится на пол.
– Зоя… – прорывается в сознание мамин голос.
– Тебя долго ждать? Ещё сопли ей подотри… – раздражённо кричит отец.
Глупо ждать, что мама пойдёт ему наперекор. Так и происходит. Почти сразу хлопает дверь и наступает тишина.
До подушки добраться не получается. Слёзы капают на паркет и застывают крохотными прозрачными лужицами.
К сожалению, справиться без посторонней помощи не удаётся, приходится звонить Алёне. Она наверняка не в восторге, что я снова дёргаю её, но виду не показывает. А мне настолько нехорошо, что на рефлексию не хватает сил.
“Скорая” увозит меня в больницу. Сотрясение мозга не сильное, но меня оставляют для лечения на несколько дней. Телефон отбирают – он мне сейчас противопоказан. После выписки первым делом выбрасываю симку и покупаю другую.
Если начинать новую жизнь, то по-настоящему с чистого листа.
* * *
Вадим
Смотрю на перекошенное ненавистью лицо Арины, слушаю её агрессивные вопли и вижу своё отражение. Пусть я не оскорблял Зою, но повёл себя ничуть не лучше, а намного хуже…
Хочется выскочить вслед за девушкой, догнать и извиниться. Но вместо этого приходится успокаивать и проводить воспитательную беседу с сестрой. Ругаю и убеждаю не только её, но и себя.
Почему из всех женщин мира на месте Зои оказалась дочь Мезецкого? Более того, именно та из его дочерей, с которой у меня упорно ассоциируется день похорон, визит к убийце мамы и последующее избиение охранниками…
Во мне будто живут два человека. Один без ума от девушки, а второй не даёт забыть, что она – Мезецкая…
В течение дня несколько раз набираю номер Зои, но она не отвечает. Это понятно – она обиделась и не хочет меня слышать. Чем больше проходит времени, тем более отвратительным себе я кажусь. Я понимаю, почему повёл себя так, но это никоим образом меня не оправдывает. Тем более, что нет гарантии, что это не повторится. Вернее, не повторилось бы, если бы гипотетически мы продолжили близкое общение.