Дочери Ламашту
Шрифт:
Письмо было написано от руки почерком витиеватым, благородным , очень красивым и при этом слишком торопливым и беглым. Казалось бы, такие ровные буквы с вычурными хвостиками нужно непременно писать, тщательно выводя каждую букву и совершенно невозможно бросать вот так на бумагу слова огнестрельным не терпящим возражений росчерком. Тем не менее,писали очень быстро. Это бросалось в глаза. Тот, кто ее сочинял не задумывался над выбором слов, и не использовал черновик. Пожалуй, только адрес надписывали старательно:
« Светлана! Если Вы хотите , чтобы Ваша подруга осталась в живых , приходите к зданию Городского Суда в 23.00 сегодня. Адрес Вам известен . Поднимайтесь по пожарной лестнице прямо на крышу. В это время Вам никто не помешает. Думаю, не стоит Вам напоминать, что говорить об этом никому не нужно.»
Тон письма подчеркнуто вежливый. Но автор
Так что я буду теперь делать? У Культа , как и у «палачей» сейчас , образно говоря своя свадьба, им дела нет до моей. Никто не придет мне на помощь. Идти в полицию тем более глупо. Лахму и Лахаму вряд ли предстанут на этот раз парой арендаторов офиса в Торговом центре. У них есть свита , которая с легкостью пустит в ход магическое оружие против пистолетов людей, а скорее всего это будут только чары и хорошо если люди под их воздействием не перестреляют друг друга, а просто не поймут куда я пропала, вдруг.
Мысль о молитве и вовсе казалась мне смешной.Что я могу просить у Великой Матери? В том измерении, где живут наши сны и фантазии, мечты и молитвы она пребывает в ипостаси Дьяволицы, Темной супруги Мятежного Зла, а над одним из ее неподвижных древних тел кружат стаи пираний во главе с двумя акулами: Шаркаруном и Кенжатаем. И, хотя исход этого противостояния уже предрешен ею же, мои молитвы интересны ей менее всего. А было ли когда-то иначе? Мы ее кровавые тельца, мы поддерживаем в ней жизнь, но разве она когда-нибудь любила нас как дочерей? Заботился о нас, направлял и наставлял только Владыка. Но и его участи, увы, не позавидуешь. Кому мы хранили верность из страха перед голодом и одиночеством, лишь иллюзии величия, уже давно канувшей вглубь веков.Чем ее эгоизм, с которым она использовала нас всю жизнь, отличается от желаний Лахму и Лахаму. Лишь тем , что она спит. Поэтому решив, что выбора у меня нет, я собиралась пойти на встречу одна.
Прим 1 Инглиизм -одно из новых религиозных направлений в славянском неоязычестве созданное эзотериком Александром Хинкевичем.
Глава 16
Здание Городского суда на улице Абая , 44 не самое высокое в городе. Даже «Астана», наш торговый центр значительно выше и, уж конечно, ему далеко до Рейхстага. Но встречу мне назначили именно здесь и тот , кто ее назначил слишком долго меня ждет, чтобы я могла уйти отсюда просто так. Почему- то поднимаясь по винтовой пожарной лестнице на крышу . я думала о том орденоносце, что позволил себя убить одной из наших Берлинских сестер. У него хватило духу принести себя в жертву. Никто не знает, почему и ради кого он это сделал. Хотелось бы верить в романтическую историю между ним и лилиту, к примеру, или красивый жест: отрицание своей роли убийцы существ не повинных в том, что родились на свет такими. Но все это совсем не так.
Лилиту не может быть безвинной и вовсе не потому, что на счету каждой из нас сотни жертв и даже не потому, что мы не можем противостоять голоду. Мы позволяем ему, Голоду, а еще Культу, Спящей Матери , ее астральному Двойнику влиять на нашу жизнь. Мы смиряемся с тем, что нам навязывают и ,оправдывая себя, не пытаемся бороться за право решать свою Судьбу. В этом наша вина. То событие произошло в годы войны. Никто не знает, что пришлось пережить тому парню, сколько боли , страданий и потерь. Почему я вспомнила о нем сейчас? Он смог изменить все одним поступком. А что будет, если я принесу себя в жертву. Спрыгну с четвертого этажа? Лилиту – демон, который не умеет летать. Мы не бессмертны в отличии от тех, с кем я встречусь сегодня. Будет ли моя смерть напрасной?
Весна набирала обороты, и крадущееся на мягких лапах лето обещало быть таким же, как и всегда оно бывает в Южном Казахстане. Уже веяло сухим жаром, застывающим ближе к ночи, как в пропыленном, прошитом острыми иголками стекловаты помещении в ремонте. Щедро залитая зигзагами гудрона с застрявшими,
Скоро лето. Дневные часы задерживают дыхание, и до Летнего Солнцестояния поздний вечер радует глаз закатным румяным солнцем, лениво плывущим по небу. Свет затухает медленно. Уже мерцают первые фонари. А серое небо подернуто сумеречной дымкой. Чудесный вид! Ах! Если бы можно было любоваться им всю ночь при свете ярких звезд и сияющих огнями улиц, а потом встретить ранний рассвет. Сколько же всего мы упускаем из виду, бесконечно созерцая лишь себя глазами повернутыми внутрь. Вряд ли я смогу пробыть здесь до рассвета. Неужели последнее, что я увижу, перед тем как лишиться свободы будет этот вид с крыши здания Городского Суда и этот вечер.
Он не поднялся как я по лестнице и не воспользовался вертолетом, но воспарил над крышей подобно зловещему ангелу апокалипсиса, зависая в воздухе на фоне багровых лучей заката, стремясь произвести на меня ужасающее впечатление. Меньше всего сейчас я ожидала встретиться именно с ним. Зря я решила , что тот, кто назначил мне здесь встречу не умеет летать. Этот умеет многое и он опасен для меня не меньше чем Лахму и Лахаму со всей их свитой.
Чтобы напугать меня ,ему вовсе не нужно было летать над крышей, как вовлеченный в готскую культуру Карлесон в черной простыне призрака. Я и без этого боялась его до чертиков. Я всеми рецепторами восприятия ощущала его мрачную, темную, злобную энергию. Она ползла медленными вкрадчивыми струйками воздух а по моей коже и почувствовала ее я еще до того момента как его неотмирный облик предстал моим глазам. Первым неосознанным порывом было бежать, броситься с крыши вниз лишь бы очутиться подальше от Него. Я даже начала пятиться к противоположному от лестницы краю.Затем поняла, что подобно мне самой, в моменты, когда я питаюсь от жертвы, он внушает мне это чувство – панического страха. От понимания происходящего страх не уменьшился, но я хотя бы могла усилием воли заставлять себя стоять на месте. От напряжения у меня задрожали пальцы, сжимающиеся в кулак и, не смотря на тепло весеннего вечера, тело охватил озноб, а зубы принялись отбивать ровный, но раздражающий такт. Себбити очень медленно, с эффектом которого в кино добиваются , замедляя съемку, подплывал к краю крыши, не отводя от меня горящих темных глаз и отрезая мне путь к побегу.Все мои мысли, вопросы и претензии ,которые предназначались похитителю растаяли в моей голове. Остался только страх. Впрочем, они все равнопринадлежали Лахму и Лахаму. Да и пока мои зубы отбивали барабанную дробь, я все равно не смогла бы произнести не слова. Потому я сконцентрировала свое внимание лишь на том, чтобы преодолеть дикое желание с криком ужаса бежать отсюда.
Довольный произведенным впечатлением себбити, решил продолжать свое представление. Тысячелетнему демону вроде него тоже нужно как – то развлекаться, сеять мор и болезни иногда бывает утомительно.Я не могла видеть под его черным балахоном ног. Есть ли они у него вообще; но передвигаясь уже над поверхностью крыши, он решил ими не пользоваться и продолжал медленно левитировать. Все , что я думаю по поводу его демонстрации я постаралась вложить в кривую ухмылку на посиневших дрожащих губах. Не смогла сдержаться, хотя понимала ,что дразнить его не не стоит. Он все заметил и перестал влачить свои темные одежды над поверхностью крыши, остановившись. Под его просторной, цвета бездонного Хаоса одеждой, что-то происходило: какое-то шевеление в области горла. Казалось , что слабые руки пытаются что-то сделать с тканью изнутри. Я неотрывно следила за этим зрелищем. Не сказать, что вид трансформирующейся ткани меня удивлял. Но само действие загипнотизировало. Ткань расходилась. В области горла расширялась глубокая воронка темноты, будто раскрытая рана в пустом лишенном органов теле. Себбити то ли развязывал тесемки, то ли расстегивал крючки. Но готова поклясться, что иллюзия, будто его горло поглощает синие сумерки, была такой реальной. Я уже было понадеялась, что когда эта злополучная накидка полностью распахнется , я увижу только пустоту. Но ошиблась. В какой – то момент из-под нее показались руки – длинные, зеленовато серые, высохшие конечности старого трупа. Но только когда эти руки освободили местами еще покрытую пучками волосголову, я окончательно убедилась, что предо мной живой мертвец.