Доктор Джекил и мистер Холмс

Эстелман Лорен

– Мы часто общались прямо в этом кабинете. Гражданское право занимало у него почти столько же времени, сколько и наука. Также он интересовался литературой, его восхищала философия. Джекил без устали обсуждал Гёте и Шопенгауэра. Ненасытность желаний и существование бок о бок добра и зла в человеческой натуре были его излюбленными темами – пожалуй, его даже можно было в этом плане назвать одержимым. С другой стороны, студенты редко славятся своей умеренностью.

– Кажется, от подобного рода одержимости Джекил так и не избавился, – заметил Холмс. – Вы читали его

«Войну между личностями»?

– Натолкнулся некоторое время назад. Мне статья показалась интересной, хотя и немного банальной.

– По крайней мере, в этом вопросе вы с Уотсоном как будто родственные души. Нетрудно заметить, что он ваш ученик. Но вернемся к Джекилу. Скажите, во время учебы здесь он участвовал в общественной жизни?

Профессор нахмурился, затягиваясь трубкой.

– Это, сэр, едва ли в моей компетенции. Чем занимается студент вне стен аудитории, касается только его одного.

– Бросьте, профессор. Университеты – рассадники сплетен. Вы наверняка что-то да слышали.

– Не думаю, что мне нравится оборот, который принимает наш разговор. – Армбрустер положил руки на подлокотники кресла. Холмс подался вперед и сжал его руку.

– Я не журналист, – начал он. – Согласен, мои вопросы не всегда безобидны. Однако ваш прекрасный студент попал во власть подлейшего создания, и поскольку его жизнь после окончания Эдинбургского университета представляется безупречной, я убежден, что какой бы опрометчивый поступок Джекил ни совершил, из-за чего и угодил в лапы вышеупомянутого чудовища, деяние это имело место во время его обучения здесь. Его лучший друг и пальцем не пошевелит, чтобы ему помочь. Вы единственный из ныне живущих, кто может помочь мне вызволить беднягу из вихря, в который он угодил. Если вы не захотите с нами сотрудничать, Джекил обречен.

Речь сыщика подействовала на старого преподавателя, который несколько успокоился и какое-то время молча изучал свою трубку. Холмс освободил его руку, но так и остался сидеть склонившись вперед. Его худощавый профиль являл собой маску напряженного ожидания.

– А вы никому не расскажете? – спросил наконец профессор.

– Никому, – эхом отозвался мой друг. Я согласно кивнул.

Последовала еще одна продолжительная пауза, во время которой обе трубки клубились дымом, наполняя комнату без окон удушающей мутью. Мне защипало глаза, и я даже затосковал по лондонскому смогу, казавшемуся мне относительно свежим по сравнению с атмосферой этой комнаты.

– Это произошло в начале пятьдесят пятого, – начал профессор Армбрустер голосом едва ли громче шепота. – Вечером накануне выпускных экзаменов Джекил и несколько его друзей отправились в Эдинбург, чтобы немного снять напряжение: они ведь готовились дни и ночи напролет. Во время посиделок в пивной Джекил покинул своих приятелей. Когда час спустя он не вернулся, остальные решили, что Генри отправился к себе, чтобы отдохнуть перед экзаменами, и через какое-то время последовали, как они думали, его примеру. Джекил проживал в комнате один, и потому той ночью никто не заметил его отсутствия.

На следующее утро, когда уже вовсю шли

занятия, он появился, пьяный в стельку, в вестибюле дома, где снимал комнаты. Само по себе это не было бы таким шокирующим, не поддерживай его уличная проститутка. Она ничего не объяснила, а когда в голове у Джекила прояснилось, у него не осталось никаких воспоминаний относительно предыдущей ночи. Поэтому загадка пропавших часов перешла в область грязных сплетен. И что за сплетни это были! Все, в том числе и я, были уверены, что от него потребуют оставить университет.

К счастью для Джекила, декан оказался понимающим человеком, и хотя вопрос о том, чтобы позволить молодому человеку сдавать экзамены, даже не ставился, ему предоставили возможность остаться на дополнительный год и сдать их в следующий раз, когда они будут проводиться. Он согласился, больше никаких происшествий не случалось, и когда Джекил наконец окончил учебу, то оказался первым на курсе.

Это был незначительный проступок, мистер Холмс, и его вполне можно извинить, особенно учитывая, сколь выдающиеся достижения осуществил этот человек на стезе науки. Не думаю, что сей малоприятный инцидент способен нанести Джекилу существенный вред столько времени спустя.

– Напротив, профессор, – возразил Холмс, – так сказать, в ретроспективе, принимая во внимание угнетенный климат эпохи, в которую мы живем, подобная история вполне могла бы погубить человека положения Джекила. Вы нам действительно очень помогли. Потребую ли я слишком многого от сопутствующей мне сегодня удачи, если спрошу у вас имя молодой леди, что сопровождала Джекила в то достопамятное утро?

Профессор впервые за все время улыбнулся, несмотря на явную двусмысленность ситуации.

– Прошло тридцать лет, но я не настолько одряхлел, чтобы забыть имя Фанни Флэнаган и адрес ее все еще процветающего заведения на Мактавиш-плейс, номер триста тридцать три.

– Спасибо, профессор Армбрустер. – Холмс поднялся и обменялся с ним рукопожатием. Я тоже протянул старику руку, но вместо того, чтобы пожать ее, он лишь злобно на меня взглянул и пробурчал:

– Я бы посоветовал вам впредь не прикасаться к чужим пальто. – Он вновь обратил свое внимание на Холмса, державшегося за дверную ручку: – Поаккуратнее с дверью. Ее заклинивает.

– Я так и понял.

Мы спускались по лестнице, как вдруг Холмс остановился на площадке.

– Уотсон, – сказал он, – я кое-что забыл. Вы меня извините, если я поговорю с профессором еще немного? Вот и хорошо! – Он повернулся и живо пошел назад по коридору.

Я уселся на верхней ступеньке, закурил сигару и уже успел выкурить две ее трети, когда Холмс вернулся с выражением лица, которое я могу описать только как самодовольное. Пока мы спускались и шли по университетской территории, он не произнес ни слова. Возле медицинской библиотеки он подозвал кэб и, когда мы сели, велел:

– Дом триста тридцать три по Мактавиш-плейс, кучер, и поторопись. Этим леди еще нужно выспаться.

XIV. В доме 333 по Мактавиш-плейс