Доктор Есениус

Зубек Людо

Хотя небольшое оживление не повредило бы.

…Смерть раввина Льва вызвала у Есениуса целый рой воспоминаний. Знакомство с этим незаурядным человеком оставило в его душе глубокий след. Кто знает, какую тайну унес раввин с собой в могилу.

Вскоре после известия о смерти Льва Есениус встретил Кеплера в коллегии Бахачека.

— Всех нас ожидает смерть, — проговорил Кеплер. — Раввин был так стар, что скорей можно удивляться его долгой жизни, чем смерти. Но все же подобное известие всегда грустно. Ведь совсем недавно

я был у него…

— Вы были у него? — удивился Есениус.

— Не ходили ли вы к нему чинить Голема? — спросил Бахачек.

Кеплер рассказал, что на прошлой неделе к нему пришел внук раввина Льва. Мальчик передал, что дед очень болен и хотел бы еще раз поговорить с профессором Кеплером о чем-то весьма важном.

— Мне было любопытно, — продолжал Кеплер, — и я отправился в его дом на Широкой улице. Раввин сидел у камина в кресле, ноги его лежали на горячих кирпичах. Он сказал мне, что у него отмирают ноги, холод поднимается вверх и скоро достигнет сердца. И тогда, сказал он, наступит конец. Говорил он об этом очень спокойно. Потом мы перешли к главному: он читал мой труд «Astronomia nuova», и его заинтересовали два положения этой книги. Он хотел, чтобы я ему кое-что объяснил.

— Странно, что на смертном ложе человек интересуется такими вопросами, — заметил Бахачек.

— Это было только вступление к тому, что хотел сказать мае раввин. Вы знаете, о чем он спросил у меня? Почему я опубликовал свое открытие, что планеты движутся по эллипсам, а не по окружности. Мне непонятен был смысл его вопроса. Раввин ответил, что такие великие таинства нельзя открывать непосвященным. Он, например, такое открытие унес бы с собой в могилу.

— И что вы ответили ему, Иоганн?

Есениус весь превратился в слух, хотя он знал, как Кеплер должен был ответить раввину.

— Я ответил ему, что в своей работе я опираюсь на результаты исследований многих ученых. Это цепь, которая тянется из далекого прошлого, от времен Птоломея. Каждый из нас только звено этой цепи, и я не вправе сохранить для себя ничего из того нового, что мне удалось узнать. Я хотел опровергнуть его мнение о науке как об опасном оружии в руках непосвященных — необразованных людей. Но не знаю, признал ли раввин, что есть разница между кабалистикой и астрономией.

— Но ведь он и сам занимался астрономией, — заметил Бахачек.

— Мы разговаривали долго; не знаю, остался ли доволен нашей беседой. Для меня же весь этот разговор был весьма знаменательным. Он многому меня научил.

— Я надеюсь, что вы поделитесь с нами? — усмехнулся Есениус.

— Все очень просто: нужно искоренять ошибочные взгляды о так называемой герметичности науки. Наука должна уподобиться лесному источнику, из которого может напиться всякий жаждущий, безразлично, гордый ли это пан с пышной свитой или простой путник. Вы согласны со мной?

— Согласны, согласны, — ответил Бахачек.

Канцлер Лобковиц не подписал грамоты. Но император оставил без последствий этот «бунт». Он и не думал освобождать канцлера от должности. Предусмотрительные люди

делали из этого вывод, что вопросы религии в Чехии нельзя считать разрешенными. И, конечно, канцлер с помощью сильной «испанской партии» предпримет все, чтобы не соблюдались параграфы грамоты и как можно скорее отменили свободы, даваемые некатолическим вероисповеданиям. Хотя Есениус очень редко встречался с канцлером, да и то по службе, Зденек Попел из Лобковиц вдруг вспомнил о своем бывшем соученике.

Члены «Societas Iesu» подготовили в пражском Клементине театральное представление. Ученики иезуитской коллегии несколько дней старательно готовились к спектаклю. На это время их освободили от всех других обязанностей: они могли не учить и и даже не присутствовать на лекциях, лучшие пражские ремесленники готовили великолепную сцену с различными чудесами, помогал им императорский механик, а портные шили богатейшие одеяния по эскизам императорского придворного живописца Шпрангера. Это представление должно было затмить все бывшие до него.

Слухи о готовящемся зрелище достигли и Града, вскоре в Праге только и говорили что об этом представлении которое должно было произойти в страстной четверг.

В среду перед полуднем к Есениусу пришел писарь из Чешской канцелярии и вручил ему свиток пергамента:

— Его милость пан верховный канцлер Лобковиц посылает это приглашение и надеется, что вы соизволите его принять, Есениус развернул свиток. Это было нарядно напечатанное приглашение, в котором говорилось, что в Праге почитают за честь пригласить благородного пана доктора медицины Иоганна Есениуса де Магна Есен и его досточтимую супругу (имена были написаны от руки) на представление мистерии «Ценодоксус», которую написал пан Бидерман. Представят ее воспитанники коллегии Клементинум в страстной четверг после полудня…

Писарь из Чешской канцелярии давно ушел, а Есениус всё еще держал в руках приглашение и размышлял, как ему поступить.

Ясно, чего хочет канцлер: тем самым он как бы предупреждает доктора, что люди, которые находятся на службе у императора, должны держаться императорской партии.

Есениус знал, что значит разгневать сильнейшего вельможу королевства. Ведь Рудольф не встанет на его защиту — в подобном деле он будет заодно с канцлером.

Что делать?

Он вспомнил о Кеплере. Если пригласили придворного врача, наверное, такой же «чести» удостоился и придворный математик.

Есениус отправился к Кеплеру.

Но Кеплер ни о чем не знал.

— Может быть, приглашение придет завтра, — ответил он. — Впрочем, даже если я и не буду приглашен, то в следующий раз могут пригласить и меня. Так что обсудим ваше приглашение вместе.

— Думаю, все это направлено только против меня.

— Это ничего не меняет. Вы говорите, что такие приглашения получили многие протестанты. Следовательно, удар направлен против всех протестантов.

— Но у меня иное положение. Личный врач императора более зависим, чем дефензоры или члены протестантских общин. И я думаю, что все наши рассудили бы так же.