Доктор Крюк
Шрифт:
Вот только следующее утро стало самым ужасным днем в этом мире. Золото всегда приносило несчастья. А в таком объеме — еще больше. И кто бы мог подумать, что так все обернется?
Глава 24
Я открыл глаза и первое, что меня встретило, — тишина. Казалось, будто море застыло, а птицы забыли, как орать свои трели. Костер догорел до углей, над которыми вился
Твою ж мать…
Роджерс. Стоит и ухмыляется, зубы блестят, как у акулы перед укусом. Его камзол потрепан, но сидит ладно, а в руке — сабля, небрежно упертая в песок.
Я замер. Сердце стукнуло раз, другой, а потом заколотилось, будто хотело выскочить из груди и удрать само по себе.
Роджерс? Здесь? На Монито? Откуда он взялся? Мы же оставили его на Сент-Китсе, с его «Грозой Морей». Я ведь все рассчитал — корабль мой, команда моя, добыча моя. Какого дьявола он тут делает?
Я приподнялся на локтях и оглянулся. В лагере было тихо. Филипп и Анри спали в нескольких шагах от меня, завернувшись в свои одеяла. Только над ними уже торчали фигуры — двое пиратов Роджерса, здоровенные рожи, будто вырезанными из коряги. Один, с серьгой в ухе, держал мушкет, второй — абордажную саблю, и оба смотрели на спящих, как на добычу, которую вот-вот прирежут. Дальше, у потухшего костра, моя команда — кучка растрепанных, заспанных бедолаг, собранных в тесный круг. Сэм и Стив там же, сидят на песке, руки за спинами — видать, связанные. Их окружали головорезы Роджерса, человек шесть, с ножами и пистолями на поясах.
Воздух пах порохом. Вдали, возле «Принцессы Карибов» маячил силуэт «Грозы Морей», покачиваясь на якоре. Значит, он приплыл ночью. Пока мы спали, пока ром гудел в наших головах, этот старый лис подкрался и взял нас тепленькими. Но как он узнал? Кто-то проболтался? Сэм? Стив? Нет, эти ребята крепкие, я им верю. Сквиббс? Может быть, но он и сам толком ничего не знал. Тогда кто? Неужели слухи о карте Дрейка дошли через Тортугу или Сент-Китс до Роджерса? Или Маргарет с ее отцом что-то шепнули перед отплытием?
Я перевел взгляд на Роджерса. Он стоял, чуть наклонив голову, и смотрел на меня сверху вниз, будто я — мальчишка, которого поймали за воровством яблок. Его глаза блестели каким-то странным удовольствием. Словно он ждал этого момента всю жизнь.
— Доброе утро, Крюк, — протянул он, растягивая слова. — Хорошо спал? Вижу, ром тебе по вкусу пришелся. И команда твоя, гляди-ка, тоже сладко дрыхла. Прямо идиллия.
Надо было встать. Вместо этого я буркнул:
— Что ты тут забыл, Роджерс? У тебя своего острова нет? Мы тут празднуем первое плавание, а ты заявился сюда…
Он коротко засмеялся. Потом шагнул ближе, упер саблю в песок рядом с моим одеялом и наклонился ко мне. От него воняло табаком.
— Островов хватает, Крюк, — сказал он, все еще улыбаясь. — А вот дураков, вроде тебя, я давно не встречал. Решил, что можешь вот так взять и уйти с моим кораблем? С моим бригом? Да еще и с добычей, которую вы здесь откопали?
Я стиснул зубы. Значит, неспроста он тут появился.
— «Принцесса» моя, — огрызнулся я. — Мы договорились. Я тебе долг расписку, бумагу подписал.
Роджерс выпрямился, театрально закатил глаза и хлопнул себя по лбу свободной рукой.
— Точно, я и забыл, — воскликнул пират, будто услышал лучшую шутку в своей жизни. — Слушай, Крюк, ты хоть понимаешь, где находишься? Это Карибы, а не какой-нибудь лондонский суд, где твои бумажки что-то значат. Здесь слова — пустой звук, а бумага — и вовсе мусор, которым только зад подтереть можно. Ты мне сунул какую-то писульку от человека, которого никто не знает, и думаешь этого достаточно? Да кто ты такой вообще? Доктор Крюк? Ха! Да у тебя даже прозвище не твое! Я его тебе дал. Как и бриг! Даже команда — моя! На Карибах о тебе и слыхом не слыхивали до прошлого месяца. А я тут двадцать лет гребу, потею, глотки режу, чтобы свое держать.
Он сделал паузу, обвел взглядом лагерь, будто показывая, кто тут хозяин. Его пираты стояли неподвижно. Филипп заворочался во сне, что-то пробормотал, но не проснулся. Анри дышал ровно, даже не подозревая, что над ним уже занесен нож. Моя команда сидела тихо, только Сэм бросил на меня быстрый взгляд — виноватый, но злой. Значит, не он сдал. Хороший парень.
Роджерс снова повернулся ко мне, ткнул пальцем в сторону сундука.
— И вот ты, Крюк, берешь мой корабль — подбитый, ладно, но все еще мой, — собираешь шайку моих же оборванцев и плывешь за сокровищами Дрейка. А ты думал, я просто пожму плечами и скажу: «Ну ладно, Крюк, удачи тебе»? Нет, дружок. В пиратской среде никому доверять нельзя. Это тебе первый урок, и, похоже, последний.
Я наконец поднялся, отряхнул песок с колен. В голове крутился вихрь: как он нашел Монито? Сколько у него людей? Что он хочет — сундук? Корабль? Мою голову на пике? Я бросил взгляд на «Грозу Морей» — она стояла слишком близко, чтобы мы могли удрать на «Принцессе». Да и команда моя связана, а оружие, видать, уже у головорезов Роджерса.
— Ты ошибаешься, — сказал я. — Я корабль выкупил честно. А сокровища — мои, я их нашел. С удовольствием верну тебе долг. Можешь прямо сейчас забирать. Чего тебе еще надо?
Роджерс покачал головой, будто я ребенок, который не понимает простых вещей.
— Чего мне надо? — повторил он, и улыбка его стала шире, но холоднее. — Мне надо, чтобы такие, как ты, не думали, что могут вот так взять и обойти меня. Ты, Крюк, ошибок наделал целую кучу. Первая — доверился своей шайке. Вторая — решил, что бумажка от какого-то проходимца на Сент-Китсе что-то значит. Где это видано — получить корабль, пусть и подбитый, за подпись? Это тебе не аптека, где рецепты выписывают. Третья — оставил добычу вот так, на виду, и дрых с ней рядом, как младенец. А четвертая… — он ткнул саблей в сторону сундука, — поверил, что сможешь утаить от меня золото Дрейка.
Я молчал. Он был прав, черт возьми. Я расслабился. Ром, золото, победа — все это затуманило голову. Я думал, что держу все под контролем, что Вежа, мой омоложенный организм и пара верных ребят вроде Сэма вытащат меня из любой передряги. А тут — Роджерс, с его ухмылкой и головорезами. Как я мог забыть, что он не из тех, кто отпускает добычу? Он же меня с самого начала терпел только потому, что я ему раны зашивал да пиратов лечил. А теперь я для него — никто. Просто старик с крюком, который слишком много возомнил.