Доктор. Заново

Афанасьев Семён

— О, Саня, привет. А чего пустой? Ты что, не тренируешься сегодня?

— Я с работы. Вовик мою сумку принесёт, он сейчас у меня живёт.

— Из-за той девушки-азиатки? — проницательно прищуривает левый глаз Сергеевич, сдвигая бумаги в сторону и расставляя шахматы на своём шахматном столе. — Садись, пока ждём, партию-другую сбацаем.

— Да, из-за неё. Сергей Сергеевич, мне с вами посоветоваться надо.

— Внимательно слушаю. Твои белые, ходи.

— Я вам говорил, я ещё плаваньем занимаюсь. До этого момента, плавал за область и хотел в «верхнюю» сборную, на уровень выше. Были и перспективы. В течение года

должен был войти. Но сегодня состоялся разговор с тренером. Он говорит, что я затормозился в развитии. Что я «без огонька» тренируюсь, что там надо фанатеть и всего себя отдавать. Он сказал, что для «верхней» сборной надо чуть не в интернате жить, шесть часов в сутки плавать, и восемь месяцев в году жить не дома, а где скажут.

— Вопрос в чем? — после паузы спрашивает Сергеевич.

— Да вопроса в общем и нет… Я отказался. Я сейчас чувствую, что не люблю плавание, как раньше. И жертвовать всем ради какой-то сборной не готов: в жизни много других интересных вещей. Но слегка терзают сомнение: столько лет, достиг какого-то уровня, прогресс постоянный. Не погорячился ли?

— Саня, тебе мат… расставляй… теперь ты чёрными… Ты сейчас хочешь переложить ответственность. А не совета спросить.

— Пожалуй… — соглашаюсь через десять секунд, прислушавшись к себе.

— А ответ простой. Помнишь, я про Трефилова рассказывал? — киваю. — Вот он тоже от сборной отказался. Союза, не сегодняшней. Потому что любил свою работу. Это если кратко. Сегодня он — абсолютно счастливый человек. Лет ему как мне. И он абсолютно счастлив. А знаешь почему?

— Буду благодарен, если сформулируете вы.

— Потому, что всю жизнь занимается своим любимым делом. Без натяжек, допусков и жертв. А был ли он бы счастлив, брось всё ради сборной — это очень большой вопрос. Антипримеров более чем. И как тренер скажу. Если нет ЛЮБВИ — чемпионом не станешь. Я любовь к этому спорту имею в виду.

— Любви уже нет, — с разочарованием откровенно констатирую. — Самому не удобно — но любви нет.

— Ну и не казнись. Тебе мат.

Молча играем ещё минут пятнадцать.

— О, а вон и Вовик притопал, — я сижу спиной к двери, потому Сергеевич видит, когда кто-то входит у меня за спиной. — Погнали в зал.

После тренировки идём домой. Обедаем или ужинаем — это как посмотреть, и Вовик навостряет лыжи на работу. Я остаюсь один.

От наших половин в чате — ни слова. Впору начать нервничать.

«ШВЕДСКАЯ СЕМЬЯ».

20.35. Мелкий: Лен, вы там живы?

20:59. Вова: Асель, вы где?

22.56. Мелкий: Завтрак всем приготовил, на кухне на плите. Что хотел — прочёл. Я спать. Всем спокойной ночи.

22.58. Вова: Шутишь? #злость Все на сменах, кроме тебя.

22.59. Мелкий: Так и я бы был на смене. Но у нас сегодня видео-наблюдение монтируют. Ладно, я спать. Всем пока. Если что — звоните на городской. Мобилу отключаю.

Что-то так вымотался, что нет даже сил нервничать на тему, что там у девочек.

Утром около восьми утра все работавшие

ночью начинают подтягиваться, хлопать дверью по очереди, в результате чего мне приходится смириться с тем, что поспать больше не удастся.

Выхожу на кухню, где Вовик, Лена и Асель едят голубцы прямо из кастрюли.

При моём появлении на кухне, все салютуют мне поднятыми в воздух большими пальцами.

— М-м-м, супер! — с набитым ртом выдает Лена.

— Мне кажется, вы просто голодные. И с таким же успехом сейчас и обычные макароны бы съели. — Обхожу Лену сзади и целую в шею.

— Не скажи, — также с набитым ртом отвечает Асель. — Вот классную домашнюю пищу после смены — это кайф. За это тебе спасибо. А макароны б таким успехом не пользовались, поверь. Мы что, макаронами с Ленкой не питались после смены, что ли?

— Подтверждаю! — добавляет Вовик, что характерно, тоже не прекращая жевать. — За макароны бы спасибо никто не сказал!

— А что у вас такое было, куда вы пропали? — спрашиваю девочек.

— В плановой операционной — операция по варикоцеле, — начинает Асель.

— Очень легкая, на полчаса, — вставляет Лена.

— Ага, настолько легкая, что уролог не посчитал нужным определить группу крови, а анестезиолог не стал настаивать на этом… — бросает Асель. — Вдруг забегает медсестра-анестезистка, «…Асель Тогжановна, нам нужна помощь!» Забегаю — давление падает, уже восемьдесят. «Остановить операцию!»

— А почему тебя позвали? А ты — Ленку? — я всё ещё не понимаю.

— Потому что мы реаниматологи… — как-то устало отвечает Лена.

— Чурсина срочно в операционную; мы, тут же, все реаниматологи срочно проверяем — вентиляционная трубка — в трахее! дыхание — проводится! дыхательный объем — нормальный! Инфузионная терапия — в необходимом объеме! Но давление падает, уже шестьдесят, кожные покровы стремительно бледнеют, что не так? — Аселя отправляет в рот очередной голубец и на время замолкает, пережёвывая.

— Оперирующий хирург также стоит смертельно бледный — умирает больной на операционном столе, не понятно почему. — Подхватывает Лена. — Увеличить инфузию, загрузить сильнее головной мозг, преднизолон, ставим подключичку. Все лихорадочно ищем причину. Анафилаксия? Не похоже. Инфаркт? Нет, уже подключили кардиомонитор. Тромбоэмболия? Тоже нет, бл. ь — пацану девятнадцать лет всего! Где Чурсин? Наконец то забегает.

— Это Вадим Владимирович, кафедральный работник, очень крутой специалист, — врезается Аселя. — Быстро докладываем обстановку.

— Чурсин и минуты не думает: «Здесь кровотечение, срочно лапаротомию!», — продолжает Лена. — «Какое нахер кровотечение, Вадим, ты попутал, варикоцеле здесь, я работаю снаружи», — хирург возражает.

— «Ты провалился и задел семенную, если не паховую артерию — заказывайте плазму»

— б…, а группа крови не определена… — Асель справилась наконец с голубцами и теперь пьёт чай. — Набираем кровь, бежим определяем группу, теряем драгоценные десять минут. Хирурги вскрывают брюшную полость — живот полный крови! «Вызывайте экстренную бригаду на помощь!» [13]

13

Случай в больнице — как обычно, от Асели Баяндаровой, с её разрешения.