Долг, честь, мужество
Шрифт:
— Есть тут одна лебедушка...
— На мокрое не пойду, — сразу отрезал Генка.
— Ша! — усадил его Овеченский. — Не ерепенься, а слушай. Лебедушка, говорю, есть. Баба — класс. Любит сходить налевака. Мужик ее все время в разъездах. Вот ты и подкатись к ней. С твоей внешностью — в самый раз. Запасись от нее записочками, карточками, в любовь поиграй, а потом бери у нее все, что хочешь.
Была Юлия Матвеевна, потом Нина Сергеевна. Крепко наказал их Генка за мимолетную любовь. У Акима Акимовича хранятся их записки, фотографии с такими надписями, что покажи их мужьям — разрыв семьи, а то и сердца получится.
...Сидя
— А учиться — скучища, — пояснила она. — Понимаешь, Коленька, скучища! Но я добьюсь своего. Конечно, не сама. Вот Элла поможет.
Произнесенное Мариной имя вывело Генку из оцепенения. До этого не обращавший никакого внимания на болтовню девушки, теперь он ловил каждое ее слово. И та, словно поняв его желание, принялась выкладывать ему все, что знала о старшей приятельнице.
У самой Марины была одна заветная мечта — найти состоятельного мужа. Она представляла себе, как идет под руку с седым мужем по улицам курортного городка, а по ее точеной фигурке скользят манящие взгляды красивых и статных мужчин. Потом муж укладывается отдыхать после обеда, а она садится за руль собственной «Волги» и мчится на тайное свидание.
Чтобы эта мечта осуществилась, Марина не один раз устраивалась на работу секретарем-машинисткой в солидные учреждения, где искала встреч. Выбрав объект, она утонченно кокетничала, а если чувствовала, что ею интересуются, начинала действовать активно. Однажды ее стал домогаться один конструктор, и Марина решила, что он влюбился. После встречи у него на квартире она услышала признание своего избранника в том, что он давно женат и имеет двоих почти взрослых детей. Марина потребовала бросить семью. Любовник не согласился. Тогда она закатила истерику, грозилась устроить «грандиозный» скандал. Конструктору пришлось раскошеливаться. Марина взяла деньги и укатила на все лето на юг, где и познакомилась с Эллой Викентьевной.
Много с тех пор было у Марины различных встреч, и, хотя все они походили на первую, она все же не теряла надежды и по-прежнему порхала из учреждения в учреждение. Вот и сейчас, сидя в такси рядом с интересным парнем, она прикидывала: «Внешность — это условно, но сын генерала!.. Наверняка есть машина. О даче он сам говорил. Сын генерала, конечно, станет генералом...» И Марина даже увидела мысленно на плечах «Николая» погоны.
А Генка думал об Элле Викентьевне, вернее, о ее кольцах и браслетах. «Если тряхнуть эту мадам, а золотишко толкнуть без Акима, грошей будет навалом. Нет, нельзя. Все равно Аким узнает. Деляга...»
Такси остановилось. Генка щедро расплатился и пошел вслед за Мариной. Родители ее были в экспедиции, и она хозяйничала одна.
Генка попросил завести будильник на семь утра, выпил стакан воды, снял пиджак и лег на тахту. Марина нарочно гремела посудой в кухне, со стуком переставляла стулья, но гость спал.
— Фи, дикарь, — наклонилась Марина над спящим и ушла в смежную комнату.
Проснулся Генка в половине седьмого. Оглядел убранство незнакомой комнаты, вскочил с тахты, постоял немного, потянулся, присел на край стула и с помощью расчески просунул ноги в мокасины. За этим занятием и застала его Марина.
Бесшумно открыв дверь, она улыбнулась новому знакомому:
— С добрым утром, Николай...
— Петрович, — подсказал
— Николай Петрович, завтракать, надеюсь, будем вместе?
— Спасибо, но я очень спешу. Разрешите умыться.
— Сюда, — Марина указала рукой на дверь.
Выйдя от Марины, Генка отправился на завод. В автобусе он развернул сложенный вчетверо листок бумаги, вырванный из блокнота. Округлым почерком был написан номер телефона и «звонить с 10 до 18, кроме воскресенья. Жду. Э.». Генка свернул записку трубочкой и сунул ее в задний карман брюк.
У проходной завода Генку нагнал Горюнов, работающий с ним в одном цехе.
— Привет, Маркин! Что-то ты сегодня при полном параде? На свадьбу собрался?
— Вчера двадцать семь стукнуло, отметил малость.
— Понимаю, имениннику положено. А мы, пока ты бюллетенил, сто пять процентов цехом выдали. Егорушкин, и тот не отстал.
Так, разговаривая, они дошли до раздевалки, переоделись и направились в цех.
До обеденного перерыва Генка с трудом обработал три детали. Он часто выходил в курительную комнату, за что получил нагоняй.
— Не обижайся, Маркин, — остановил его мастер. — Но гляжу я, как ты напильник мучишь, и аж зло берет. Парень ты здоровый, а лени на десятерых хватит. Вот ты на отпуск заявление подал, начальник цеха подписал. А за что тебе отпуск? Да за такую работу не отдых, а взыскание полагается. Егорушкин — подросток — и то сотню заработал, а ты меньше всех получил. Это с такой-то силищей. Думаешь, я не вижу, что ты здесь лишь время отбываешь? А к чему это? Не по нутру работа — скажи, подыщем другую. В твои годы человек уже должен твердо стоять на ногах. Наметил себе линию — и иди, не сворачивай. Ты пришел к нам с тяжелым грузом, отбыв наказание, а кто-нибудь тебя упрекнул или руки не подал? Не было такого. Все старались помочь, втянуть в коллектив. А ты чем расплачиваешься? Подумай, Маркин, о своей рабочей чести. А о матери не волнуйся, мы позаботимся. Придется лечить ее принудительно. Разговаривал я в завкоме, помогут. Так-то, брат, — и мастер зашагал по цеху.
Сколько людей пытались направить по истинному пути Генку Маркина! Когда он был подростком, им занимались работники детских комнат, потом в его судьбу не раз вмешивались сотрудники уголовного розыска, следователи, судьи, работники колоний. Но все было напрасно. Генка слишком привык к разгульной жизни в доме родителей и органически не переносил никакой труд. Он устраивался на работу лишь для того, чтобы не тревожила милиция. Маркин хорошо знал, что такими, как он, там постоянно интересуются. Недаром при каждой встрече участковый обязательно останавливает его и спрашивает, как дела на работе, как семья, когда пойдет учиться. Генка всегда отвечает, что все в порядке. Не говорить же ему, как ловко он провел «операцию» — комар носа не подточит.
Возвращался Генка с завода отпускником. По пути зашел с ребятами из бригады в кафе, распечатали под столом пару бутылок, купленных за счет отпускника, выпили и разошлись. Генка и домой прихватил четвертинку. Рассудил, что все равно за ней бежать придется: мать покоя не даст.
Акулина Петровна была, как всегда, навеселе. Сидела на ободранном диване и что-то напевала вполголоса.
— Опять набралась, дура, — хлопнул дверью Генка.
— Полы помыла у соседей, дали на чекушку добрые люди. Один раз живем, сынок, — и пьяная женщина грязно выругалась.