Долгая ночь (сборник)
Шрифт:
Кравцов заметался в поисках графина с водой, Прахов вытянул руку: — там! там!
За одной из полированных дверок большого стенного шкафа оказался холодильник, в нем бутылки с минеральной водой, коньяк, еще какие-то вина, горкой громоздились банки и баночки.
С трудом глотнув минералки, Прахов еще долго сидел с закрытыми глазами. Наконец пришел в себя:
— Опять сердце прижало. Сам-то пей, испугался, поди.
Георгий Иваныч выпил стакан холодной до озноба минералки. Жалость к Прахову не могла перебороть засевшую в душе обиду.
Между тем Прохор Матвеевич тихо продолжал:
—
— Что ты об этой мелочи? — отмахнулся было Кравцов.
— Нет, не мелочь. Думаешь, если я за тобой и твоим опером по совхозу не бегаю, так ничего и не знаю? Я все знаю. И про благоустройство, и про накладные, и про ведомости... Хочешь верь, хочешь — нет. В любом случае я себе денег в карман не клал.
— Знаю. Потому и спрашиваю: кто же прикрывается твоим именем и фронтовой твоей славой? Если думаешь, мне в удовольствие говорить с тобой в таком вот духе — ошибаешься, Прохор Матвеевич.
— А ты брось, не говори. Тем более, что я, чего ты ждешь, сказать все равно не могу. Не из таких я, чтобы кого-то под монастырь подводить. — Прахов вздохнул и стал что-то искать на столе, всем видом показывая, что разговор окончен.
Кравцов поднялся:
— Добре, Прохор Матвеевич. — Поехал я. Только напоследок скажи, что за дубленки ты возил в райцентр? И магнитофон? Японский, говорят...
— А! И до этого докопался? То-то я гляжу, Кира сама не своя... Однако смотри, майор: ты ухватил хвост тигра. А тут как выйдет: то ли ты его заловишь, то ли он тебя съест. А сказать тебе, повторяю, ничего не могу. Уволь старика. Разберешься до конца, сам поймешь, почему. А главбуху скажу, чтобы не дурила, берите документы, какие надо.
Секретарь парткома Журавский ждал Кравцова у своего кабинета, кивнул — зайди.
— Не стал мешать вашему разговору. Вижу, нелегко он тебе достался.
— Обоим, — коротко бросил Кравцов.
— Да, Прохору Матвеевичу теперь ой как не просто. Трудно ему живется уже давно, с тех самых пор, как оказался в Снетковских санях. И знает, что сел не в свои сани, а выбраться не может. Придавил его Снетков, воли лишил, заставил думать, что все мы тут хлеб едим по его милости. И ведь многие верят. Верят! И что благодетель он и заступник. Ведь какой Прахов раньше был? Смелый, честный, добрый. Ночей не спал — за хозяйство и людей болел. Сам знаешь, как еще недавно лаптями пустые щи хлебали. Матвеич умел и начальству доказать, что для нас разумнее, экономичнее, и людей понять. А сейчас... Устал, выдохся. А тут еще Снетков. Вот и мается, за сердце все чаще хватается.
— Так ушел бы на отдых, возраст ведь давно позволяет... — Кравцов вдруг снова увидел так напугавший его тусклый взгляд Прахова.
— Снетков не дает. Ему нужны послушные руководители, а Прохор Матвеевич, каким сейчас стал, его как раз устраивает. Ты, кажется, портьерной тканью интересовался. Если еще не доискался, то загляни на Кию, в исполкомовский заповедник. Там недавно сауну отгрохали для приема высокого начальства. Так ты хоть снаружи посмотри,
Мне как парторгу уже разнос за разносом следуют: зачем, мол, сор из избы метете, честь района мараете? А я думаю так: хватит, помусорили. Пора и порядок наводить.
От «Гуляевского» до райцентра дорога крыта асфальтом. Летом и осенью по ней, правда, зияют выбоины и ухабы, но сейчас все ушло под снег, так что дорога — накатанная, и ехать — одно удовольствие.
Слева — широкая пойма уснувшей на зиму реки, справа бежит по косогорам непроглядный сосняк.
Из головы Кравцова не идут слова Журавского: «Что предпримет Снетков?»
В понимании Кравцова руководители в районе делились на два типа: одни дело знали, другие нет. С первыми можно по любому делу говорить и договориться; вторые свое незнание обычно прикрывали амбицией и командным окриком. Ни объяснений, ни возражений они не слушали, любые замечания — нож для них острый, подкоп под авторитет...
Снеткова прислали в район три года назад с рекомендацией на пост председателя исполкома, есть за его плачами высшая партийная школа и многие годы партийной и советской работы. За это время привык не руководить, а командовать. Властолюбивый, он не испытывал нужды ни в чьих советах. Беда усугублялась и тем, что Снетков ничего по-доброму не смыслил в сельском хозяйстве... Об этом давно и откровенно поговаривали между собой и работники исполкома, и руководители хозяйств в районе. Но сказать открыто боялись — знали: согнет в бараний рог.
И вот Кравцову теперь предстояло столкнуться со Снетковым. Дело не шуточное, даже если ты начальник БХСС и тебе по закону положено... А может, зряшние все эти мысли? Не до такой же степени он самодур, умеет, наверное, отличать белое от черного...
Еще один рабочий день шел к концу, когда раздался телефонный звонок, и знакомый, хорошо поставленный баритон Снеткова шутливо поприветствовал Кравцова:
— Здравию желаю, товарищ начальник!
— Здравствуйте, Валерий Николаевич.
— Усек? Правильно. Начальство надо чувствовать и по голосу. Что это ты в «Гуляевском» разошелся?
Но Кравцов знал, что за этим напускным добродушием в любой момент могут последовать окрик и брань. И чем жестче предстоял разговор, тем ласковее начинал его Снетков.
— Так в чем провинился перед тобой наш общий друг Прохор Матвеевич? — Вопрос предоставлял возможность сориентироваться, и Кравцов понял это.
— Я и не говорю пока, что провинился. Разбираюсь.
— Уверен, у Прахова не может быть серьезных нарушений. Если же строителям переплатил, так это результат вынужденной хозяйственной политики. Своих сил не хватает — приходится привлекать извне. Так что, кончай ты это дело. Не беспокой старика, пока не проводили на заслуженный отдых! — Теперь в голосе предисполкома слышались стальные нотки.