Долгая заря

Большаков Валерий Петрович

Андреас поднял руку.

— Я могу вопрос?

— Задавайте! — лихо ответила Талия.

— Скажите, Борис Натанофич, — старательно выговорил Эшбах, — а как, по-фашему, прийти к Миру Полутня?

Стругацкий ответил, не задумываясь:

— Создание и реализация Великой Программы Воспитания Человека — единственный путь в Мир Полудня.

Григорьев спросил с места:

— Речь о Высокой Теории Воспитания? — в его четком голосе задребезжали нотки агрессии. — А вам не кажется, что отдавать детей в интернаты — значит, разрушать семью?

— Нет, не кажется, — спокойно прогудел Аркадий Натанович. — Высокая Теория Воспитания базируется на двух основных принципах… Во-первых, воспитанием детей должны заниматься профессионалы, а не любители.

Вот, смотрите, — оживился он. — Если заболеет ребенок, мы же не ведем его лечить к тётке или к соседям! Нет, мы обращаемся к дипломированному педиатру! А тут какое-то странное отношение — за здоровьем ребенка должен следить специалист, а вот за его характером, способностями, чувствами, душой следят родители — неумехи и незнайки, которым вечно некогда заниматься детьми или вовсе на них наплевать! К-хм… Извините, отвлекся. Во-вторых же, главной задачей учителя является не обучить дитя писать и читать, а обнаружить и развить в ребенке его Главный Талант, то, что он умеет лучше многих. И, да, подразумевается, что большую часть времени мальчики и девочки проводят в школе-интернате. При этом они отнюдь не отрезаны от мира и от своей семьи — родители могут когда угодно приезжать к ним, брать к себе на каникулы, и сами дети регулярно ездят домой. Никакой секретности, никакой закрытости, но максимум приватности!

— Я и до сих пор считаю, — поддержал брата Борис Натанович, — что только Великая Теория Воспитания способна кардинально изменить человеческую историю, прервать цепь времен и роковую последовательность повторений образа жизни, повседневного житейского опыта, который систематически передается от родителей детям — и увеличить со временем процент умных, счастливых, добрых…

— Ну-у… — ворчливо завел Дэ Пэ. — В чем-то я с вами соглашусь, конечно… Кстати, и Ефремов говорил о тех же принципах.

— Вы только не забывайте, пожалуйста, — хмыкнул Аркадий Натанович, — что мы не какие-нибудь, там, гуру педагогики, мы всего лишь писатели! А принципы… — Он пожал плечами. — Постепенность. Взаимотерпимость. Эволюция. Столетняя программа внедрения Высокой Системы Воспитания.

— Дополню, — официальным голосом сказала Инна. — В СССР принята и действует, хоть и не столетняя, но долговременная правительственная программа создания современной базы подготовки педагогических кадров высшей квалификации!

Модератору жиденько похлопали, и Риту это покоробило. Что же получается — таланты воротили себе веру в прекрасное далёко, а их поклонники воротят нос от «совковых» прорывов?

«Творческая интеллигенция!» — выругалась Гарина, цепляя голливудскую улыбку.

— Не могу не затронуть одну из ведущих тем в вашем творчестве, — немного казённо выразился Григорьев. — Это тема прогрессорства. Ну, всю ее не объять, слишком уж она многогранна… Сосредоточусь лишь на одном аспекте. Земные прогрессоры подталкивают социальную эволюцию на Саракше, Сауле, Гиганде — по месту жительства внеземных человечеств, находящихся на низком уровне развития. Однако приносят больше вреда, чем пользы. По сути, прогрессоры уподоблены советским разведчикам, внедрившимся куда-нибудь в Абвер! Вот только полноценной инфильтрации не происходит — вы нарочно сохраняете за землянами высокую мораль коммунаров, убежденных, что жизнь человеческая бесценна. И неважно, идет ли речь о землежителе или о вшивом пантианине! Вы специально ломаете голову над Проблемой Бескровного Воздействия, по сути, подставляя посланцев КОМКОНа! Какой-нибудь дон Румата, якобы драчливый дуэлянт, блестяще владеет мечом, но не убивает своих противников! Я уж не говорю о том, что брезгливый землянин отказывает доне Окане… — Тут он не сдержался, взбурлив: — Да как можно, угодив в средневековье, вести себя, как чистоплюи?! Как можно выделяться? Господи, да если бы на месте дона Рэбы сидел министр хоть чуточку поумней, он бы живо упрятал Румату Эсторского в Веселую Башню, и тот мигом бы раскололся! А мясокрутка святого Мики оч-чень способствует многоглаголанию… И… Знаете, что меня больше всего возмутило?

Даже не то, что Румата-Антон совершенно не пользовался «жучками», чтобы подслушивать и подглядывать. Просто… он не бог. Боги не только милуют, они еще и карают, но Румате запрещено применять оружие! «Низ-зя!» Цитирую: «ни при каких обстоятельствах!» А когда Антон — наконец-то! — после гибели Киры повел себя по-настоящему адекватно, устроив резню, вы живо эвакуируете его на Землю… Ну, а как же! Он же пролил кровь убийц! Ай-я-яй, как можно… Можно! И нужно. Не сиял бы под солнцем великолепный Мир Полудня, не победи мы в Гражданской, в Великой Отечественной! А коммунары даже не знают толком, как звали Гитлера…

Аркадий Натанович серьезно покивал головой.

— Согласен, — глухо сказал он. — М-м… Понимаете, мы искали иные пути контакта разумных рас, некий, более высокий, по нашему мнению, уровень отношений и решения конфликтов — без крови, без оружия…

— Товарищи, товарищи… — заспешила Рита. — А давайте эту тему как бы вынесем за скобки? Слишком она обширна!

— Или даже посвятим ей отдельную передачу, — согласно кивнула Наталья. — Ведь и Ефремов в «Часе Быка» рассматривал вопросы вмешательства и невмешательства в дела иных миров. А тут не только астрополитика, но и мораль, и этика… Нравственно ли хладнокровно наблюдать за страданиями людей, пускай даже инопланетян? Но, если вмешиваться допустимо, то каким образом? Открыто или тайно? А вправе ли мы творить добро без спросу, не зная даже, что именно разумные существа, якобы осчастливленные нами, считают злом?

— Кто за отдельную передачу? — улыбнулась Рита, поднимая руку. — Может, здесь же и соберемся…

Массовка пошумела, но приняла ее сторону.

— Инна Федоровна? — Григорьев обернулся к модератору.

— В Интерсети разворачивается весьма оживленная полемика, Дмитрий Павлович, — улыбнулась Дворская, отрываясь от дисплея. — Но подавляющее большинство — за отдельную встречу.

— Да будет так! — величественно кивнул Дэ Пэ.

Поозиравшись, Изя вскинул руку, и тут же задал вопрос:

— Ну, я человек простой, простодушный… Скажите… М-м… Вот вы однажды сказали, что «За миллиард лет до конца света» — ваша лучшая вещь. Вы не изменили своего мнения?

— В общем-то, нет, — писатель с лукавым интересом глянул на Динавицера. — А что?

— Ну-у… — затянул Изя, и пальцем очертил как бы букву «О». — В кругах так называемой творческой интеллигенции бытует суждение, будто в «Миллиарде» описана ситуация в СССР, где истинному таланту не пробиться. Это правда?

Аркадий Натанович расхохотался, а его брат лишь фыркнул:

— Это что-то новенькое! Хотя, в принципе, и такой смысл можно углядеть между строк.

— Тогда… о чем повесть?

— О выборе, — тонко улыбнулся Борис Натанович.

— У нас вообще главная тема — поиск правильного выбора в критической ситуации… — высказался его брат. — Ситуация морального выбора! То есть, прежде всего имеет значение поведение человека — каким образом ситуации влияют на его нравственность. Вот что интересно!

— Тогда… — не унимался Изя. — Что такое Гомеостатическое Мироздание?

Аркадий Натанович довольно крякнул.

— Помните, что сказал Вечеровский? — прищурился он. — «Мироздание сохраняет свою структуру» — вот основная аксиома. По его же словам, законы сохранения энергии и материи всего лишь частные проявления закона сохранения структуры. Закон неубывания энтропии противоречит гомеостазису мироздания, ибо нарушает структурность и ведет к хаосу. Поэтому он является законом частичным, а не всеобщим. Дополняет его закон непрерывного воспроизводства разума… Правда, разумная деятельность тоже нарушает заданную гомеостазисом структуру мироздания, ведь у непрерывно развивающегося разума может быть лишь одна цель: изменения природы самой Природы. Вот как раз сочетание и противодействие этих двух частичных законов и обеспечивают всеобщий закон сохранения структуры, суть которого в поддержании равновесия между возрастанием энтропии и развитием разума.