Долгий сон
Шрифт:
Видимо, это вопрос был таким большущим знаком нарисован на его конопатой физиономии, что Леська, шустро глянув в сторону занятой важным делом бабули, снова огнем ударила, на пол-секундочки прижавшись грудью.
— Паааш… Вечером возьмешь верши ставить?
— Ага! — радостно заулыбался. — Мы с тобой на Резвяк сходим!
Чуть не подпрыгнул на месте и заторопился, чтобы не мешать, чтобы быстрей все дела сделали и чтобы быстрей вечер, чтобы на Резвяк, чтобы…
Неужто и вправду девки шептались, что у городских сейчас купальники такие есть, будто он есть и вроде как нету? Типа оденет, а вся сама как есть… Помотал головой, догадавших, что все еще
…Доколотив последнюю дранку и спускаясь крыши, глянул на солнце. Не, оно так никогда до вчера не доберется! Пойти, что ли, снасти проверить? И чертыхнулся — журналы взял, а остальное-то у Леськи так и забыл! Дался этот чертов купальник… Не может такого быть, чтобы одетая и вся голая. Глупь какая-то! Или у Леськи спросить? Год назад и спросил бы, секретов отродясь не было, а сейчас, не… Да и чего спрашивать? Врут девки. Дуры ведь!
— Ну как есть дуреха! — глуховатая бабка Глаша кажется всего лишь ворчала, но слышно ее было хорошо. — Ладно это я тут, а коли Анна была бы? Все бы свои куникулы с лавки не слезала бы под прутами…
— Да чего ты, бабуль! Все сейчас так делают! Красиво же! — ветерок трепал занавеску приоткрытого окна. — Леська вроде и со смехом отвечает, но обида в голосе слышна. — Мода такая… Ну глянь же!
— Я вот по этой моде бесстыжей… соленым прутом!
Пашку заклинило у крыльца. Ну, точно, Леська вот этот самый купальник привезла! Врастая в землю, впитывал их не особо сердитую перепалку и рисовал себе Леську, которая сейчас крутится у ихнего старого, подслеповатого зеркала и показывает всю себя, ну которая в купальнике и как есть вся голая!
Сунуться к занавеске… Или заметят? Или не разглядишь? Или…
Внутри пристукнула дверь сеней, Пашка торопливо перевел дыхание, аккуратненько постучал. Вошел — бабка уже махнула по столу трескучей от крахмала скатеркой, встретить с приездом за семейным столом, а Леська спустя минутку появилась из своей «залы» в коротышке-сарафанчике, снова заулыбавшись Пашке:
— Так ведь и знала, что забудешь гостинцы! Вот, держи!
Принимая пакет, просветил сарафанчик как рентгеном. Понял, что рентген из него хреновый… а Леська словно издевалась — потянулась к верхней полке, что-то еще достать. Ее сарафанчик еще школьные годы помнил, коротышка, и как есть половина тугих ядреных голышей вдруг с размаху, сладким ударом Пашке по глазам! Врут девки! Не бывает таких купальников! Голая Леська под сарафаном… Ну как есть голая!
Проглатывая ватный ком в горле, пошел снова торопить солнце и опять закрутил в голове вопрос — а тогда какую ж такую моду бабка Леське обещалась прутом выстегать? Он ведь зашел ну почти сразу, она разве что сарафан накинуть успела бы. Тьфу ты, черт вас побери, с вашими модами! Споткнулся о Епифаныча, здоровенного Леськиного кота, который мрачным мявом коротко послал его со вполне человечьими интонациями. Тебе хорошо, котяра, тебя Леська не стесняется…
Печная труба на баньке уже вовсю пыхтела березовым дымом, набирая жар, а Леськин жар только начинал гореть на щеках — тетушки еще пару-тройку дней не будет, пусть уж лучше бабуля по-свойски полосок выпишет, и все — дважды не вешают! Вот далась им эта мода… Не понимают ни фига, а туда же — по рукам пошла, это гулящий знак! Языки без костей… — помотала в кадушке прутьями и поежила плечи, словно уже свистнул пучок пониже лопаток.
А сама чего, не знала? Знала ведь, чего скажут! Ученость тут свою показала, независимость… Фифа
Оставила в покое розги, пусть мокнут. Ладно хоть не в рассоле! Тетушка Анна точно бы под солянушки положила, а они… Ух, тут от обычных в лавку втереться охота, а под солянушками света белого не видать и горло потом саднит, что крик в себе давишь. А вот и пусть тебе!
Пашка опять же… Крутится как прилипнутый. Ишь какой вымахал, а ведь по всему видно, что меня ждал. Может… а давай ему — показушку! Даже охнула от накатившего стыда и тут же не смогла соврать даже себе — а ведь хочется! Хочется и ему показаться и самой себе сладко сделать. Вроде и не снился, вроде и не мечтала, а вот как увидела — родное, конопатое, уже на парня совсем похожее! Ой, дура, прекрати! Чуть ладонь не прикусила, борясь с собой. Искоса взгляд на розги, короткое движение бедер… и огнем словно не от розог, а от его глаз. Перестань, говорю, дура!
Полистал журналы. Машины почему-то в голову не лезли, а растопыренная красотка на капоте крутой тачки снова повернула мысли к Леське и к этому треклятому купальнику. Вот блин, дался он мне! Да на фиг надо! Что я, Леську голышом не видал? Видал… сто лет назад. Когда ни сиськи, ни письки и попа с кулачок… Не ври, все у нее на месте уже было!
Дал сам себе по уху, выгоняя глупь из головы. И засопел над ремонтом верши, так кстати порванной в прошлый раз. Хоть быстрей время пройдет…
Ближе к ужину взял себя в руки железными рукавицами и стальной силой воли. Степенно и серьезно сложил рыбацкие припасы, проверил одежку и твердыми шагами пошел огородами — приглашать гостевушку на рыбалку, потому как обещано было. Да и причем тут купальник, кто в нем рыбачит…
У бани словно споткнулся — Епифаныч мрачно глядел на него, усевшись прямо на проходе. Беззвучно раззявил пасть, дернул хвостом, словно предупреждая. Умный Пашка понял старого Леськиного друга — в доме ругаться не ругались, но явно не ласкались.
Бабка елозила все опять же про какую-то «бл… моду» да про «позорище на весь белый свет», Леська вяло огрызалась и потом вдруг втрое громче отчеканила:
— В доме не будем! Придет кто проведать, а я тут телешом извиваюсь. Не маленькая! В сарайку пойду. Там и выстегаешь! В сарайку, говорю!
— Я бы тебя вот чессслово вообще на паперти секла… — злости в голосе бабки не слышалось, но и просто так гладить Леськин зад она явно не собиралась. — Иди и вправду на столбец, я тебе там все как есть и разрисую… охальница!
Возьмет бабка плеть или намоченные уже розги, Пашка не слышал — дверь сарайчика уже скрипнула от его руки. Ткнулся внутрь, замер, замирая от стыда и растерянности. Увидят — это же позору будет! Даже не ему, Леське! Скажут, пацан сопливый, затаился, на девкин зад поглядеть… стыдобище!
Вот, придумал! Пулей вылетел обратно, в десять прыжков домчал до своего подворья, суматошно разбросал в углу столярки старье и вытащил на свет божий два крепких весла. Назад бежал с веслами, как в штыковую, наперевес. Бляммц! Не отряхиваясь, вскочил, потер шишку на лбу и ввинтился в узкую щель приоткрытой двери. Пристроил весла за угловатым дровяником, шумно перевел дух. Вота! Вдруг заметят — а чего? За веслами зашел — на рыбалку же, на парной лодке пойдем, сам знаешь, на Резвяке течение ого-го! Брысь! — это уж сам себе и замер, превратившись в два огромных глаза на безжизненной статуе имени Пашки…