Долго и счастливо?
Шрифт:
Совершенно сбитая с толку и перепуганная, Шарлотта и не пытается сопротивляться – только крепко обхватывает руками мою шею.
Опустив глаза, я прохожу мимо Вонки – тот не говорит ни слова и не пытается меня остановить – и поднимаюсь вверх по ступенькам, избегая встречаться взглядами с Бакетами. Между мной и ними будто соткалась невидимая преграда – и через отчуждение я не могу пробиться и даже не хочу пытаться. С горечью я вдруг чувствую себя лишней в их ярком дружном мире, будто по ошибке попала в чужую сказку, где так и не смогла прижиться, где моим мечтам сбыться не суждено. По дороге из желтого кирпича Элли пришла в Изумрудный город – только это место
И я опять, хотя давно обещала себе этого не делать, провожу черту между собой и остальным миром. Непонятая и отверженная, чувствуя то ли тоску, то ли гордость одиночки, с Шарлоттой на руках я покидаю зал.
========== Часть 13 ==========
Когда на лифте мы добираемся до моих апартаментов, Шарлотта, оживившись, начинает вертеться, громко требуя, чтобы я ее освободила. Я опускаю ее на пол и мы быстро идем вдоль коридора.
– Сюда, да? – она было поднимает руку, чтобы показать на ближайшую дверь, но ладонь меняет траекторию и оказывается прижата ко рту.
– Каки-макаки, что с моим голосом?! Вы это слышите? Да я же хриплю, как паровоз!
Кажется, целиком поглощенная шоу умпа-лумпов, она не почувствовала трансформации. Как же правильнее ей объяснить: постелить соломку или быть жесткой?
– Чарли, что случилось после того, как ты съела тот йогурт? – мягко спрашиваю я, отворяя дверь и пропуская ее внутрь.
– Йогурт? Какой йогурт? – она невинно хлопает глазами, переминаясь с ноги на ногу на пороге.
– Не понимаю, о чем вы.
– Йогурт, который ты съела в Цехе изобретений после того, как покинула мою комнату, что, кстати, я тебе делать запретила, - я бросаю мимолетный взгляд в маленькое зеркало в прихожей и скидываю неудобные туфли.
– Да с чего вы взяли, что я…?
– Там нашли твой рюкзак.
– Ах, йо-о-гурт, кажется, начинаю припоминать. Мне его скормили эти гномы… Вы читали «Гензель и Гретель»?
– Здесь есть камеры. И пожалуйста, называй вещи своими именами: это умпа-лумпы.
– Да как ни назови… Что вам, жалко одного йогурта, когда тут столько всякой всячины? – резко меняет тактику Шарлотта, ложась на диван и устало вытягивая ноги.
– Зайди в соседнюю комнату и посмотрись в зеркало.
– Что? – она резко поднимает голову. – Что-то не так?
Спрыгнув с софы, Шарлотта хватается за поясницу и скулит, согнувшись в три погибели.
– Ай! Господи, я, кажется, сломала позвоночник! Как болит! А что.. что у меня с руками? – она подносит ладони тыльной стороной к самому носу и подслеповато щурится, а потом вдруг резко выгибает спину назад, забыв про боль, - Это не мои кисти! Эти старые и сморщенные! И я… я так плохо вижу! Перед глазами туман! Что такое?!
Постанывая и поскуливая, она рысью выбегает в смежную комнату и там в недоумении останавливается перед высоким настенным зеркалом – с полторы секунды в ступоре смотрит на отражение, недоверчиво поднимает поочередно две руки - а потом визжит так, что чудом не бьются стекла:
– А-а-а-а-а-а! Я мумия! Мумия!
Не могу сказать, что ее слова далеки от истины: спина изогнулась дугой, маленькое детское лицо стало обрюзгшим и заплывшим, границы между шеей и подбородком размылись, рябое лицо исполосовали нитки морщин, а каштановые волосы стали белыми, как бумага.
– Йогурт, который ты съела, был йогуртом старости – новым изобретением мистера Вонки.
– Да кому нужно такое изобретение?! – Она пальцами растягивает обмякшие щеки в сторону, становясь
– Противоядие пока не готово, Чарли, - я опускаюсь в кресло и рукой подпираю щеку. – Но Мистер Вонка и Чарли уже работают над ним, поэтому, не переживай, скоро ты снова вернешься в свой возраст. И тогда сможешь уйти отсюда, если захочешь. В любом случае, уже поздно: я сейчас разогрею ужин, а потом тебе постелю.
– Миссис Вонка, - заметно успокоившись, Чарли склоняет голову набок, – как вы здесь живете? Меня бы распилили пополам, если бы не вы и не мистер Вонка! Или утопило бы в шипучке, если бы мистер Вонка не снял меня с вулкана! Вдобавок я еще и превратилась в сморщенную бабку! И все это - в один день.
– Я понимаю, что…
– Нет-нет, миссис Вонка, я хочу сказать: все это та-а-к круто, - Чарли улыбается и задорно подмигивает. – Мне здесь нравится. Все это по мне. Спасибо, что приютили. А сейчас можно я помоюсь в вашей ванной? Я видела у вас съедобную сливочную пену: должно быть, это обалденно вкусно!
– Не можно, а нужно! Я дам тебе халат и полотенце. Но пену уберу: ты уже съела достаточно сладкого.
– Ну во-о-от!
Пока я режу овощи и разогреваю отбивные, мои мысли заняты удивительной реакцией Чарли на все произошедшее за этот невероятно длинный день. Пожалуй, у другого ребенка все эти бурные события вызвали бы слезы и непонимание, но рано повзрослевшая Шарлотта не из тех, кто прячется от мира в своей раковине: она верит в завтрашний день и с завидным оптимизмом смотрит в будущее, перед которым не испытывает ни тени страха. Вероятно, уличная жизнь стала хорошим учителем: не растоптала ее, а наоборот, позволила подняться. Уже в юном возрасте в этой девочке чувствуется стальной стержень, та особого рода внутренняя сила, которой я, выращенная в тепличных условиях, никогда не обладала. И хотя в своих поступках я была ведома жалостью к брошенному ребенку, сама Шарлотта, кажется, вполне удовлетворена тем, что имеет, и не находит поводов для жалоб. Хотела бы я узнать, что же стряслось с ее родителями, но сейчас рано об этом спрашивать: она пока не готова раскрыться, ведь я еще не подобрала ключика к ее сердцу. Зато теперь я прочно укрепилась в вере: наша встреча была не случайна.
Чарли весело болтает за ужином, быстро привыкнув к своему внешнему виду. Она катает горошины по тарелке и пытается убедить меня, что у нее аллергия на все овощи и если я заставлю ее съесть хоть что-нибудь, она начнет задыхаться.
С каждым мгновением я чувствую к ней всю большую симпатию и даже соглашаюсь перед сном поиграть в прятки: демонстративно разгуливаю мимо бельевой корзины и вслух громко спрашиваю себя «куда же она подевалась?», с нежностью вслушиваясь в сдавленное хихиканье в корзине.
Наконец, я укладываю ее спать, поправляю одеяло и сижу рядом, пока Чарли не уснет (она до смерти боится подкроватных монстров). Пусть это и напоминает пир во время чумы, но ее легкость словно распространяется и на меня тоже, и мне становится так уютно и тепло, как давно не было в последнее время, и кажется, что дальше будет только лучше, словно я глотнула света надежды, который окутывает эту девочку, и он наркотическим туманом заполнил голову.
Меня переполняет любовь и раскаяние, я обещаю себе завтра поговорить с Бакетами и с Вонкой, предвосхищая наше воссоединение. Не переставая мечтать, я чищу зубы и принимаю душ и, все так же витая в облаках, невзирая на то, что по большому счету, время еще детское, отправляюсь спать.