Долгое лето
Шрифт:
Гелин развернулся на узкой тропе, задевая боками скалы, и остановился, глядя на Нециса. Тот стоял в створе белесых «ворот», спиной к демону, и медленно застёгивал на запястье кованый «ремешок» шайтлинна. Костяные и обсидиановые зубцы булавы ровно светились зеленью. Металлическая змея, прикрывающая рукоять, с тихим шелестом скользнула по руке мага и снова замерла.
– Эйат Квайа, - тихо, но чётко проговорил Некромант, поднимая палицу перед собой. – Тхэйат тагол! Ин гвелсаа ксатот! Ксатот ну менсарк илкор
Он размахнулся и ударил шайтлинном по белесой скале. Фрисс ждал, что тонкие шипы разлетятся, и сама булава согнётся, но нет – камень как будто растёкся, и шайтлинн мягко опустился в неглубокую вмятину.
– Аххса… Ин гвелсаа ксатот! – Нецис ударил по скале с другой стороны дороги – и вновь камень выгнулся, освобождая место. Что-то очень большое, тяжёлое и холодное медленно двигалось под дорогой и вокруг неё. На мгновение Фрисс почувствовал на себе взгляд тысячи немигающих глаз – равнодушный и бесконечно чуждый всему живому. Даже «взор» Водяного Ока или горящих белым огнём глазниц умертвия был бы Речнику приятнее.
– Та-а… Х’инху ин айла, - Нецис провёл свободной ладонью по камням. Фрисс посмотрел чуть выше и увидел, как склон горы идёт рябью и медленно выгибается.
– Х’инху никор, - прошептал маг, убирая оружие и прикасаясь к другой скале. – Та-а, х’инху никор! Илкор ан тхэннуал…
Алсаг втянул воздух, насторожил уши и громко зашипел, пригибаясь к седлу. С каждым мгновением вокруг смыкалось кольцо мертвящего холода. Речник вздрогнул и взялся за рукоять меча. В глубине горы что-то гулко загудело. Тысяча немигающих глаз снова обратилась на Фрисса, и он стиснул зубы.
– Та-а! Не трогай оружие, Фрисс, - Некромант резко повернулся к нему. – Очень медленно убери руку… да, вот так. Нам бояться нечего. Но тем, кто ступит на перевал после нас… Гелин! Спуск крутой, внизу скалы. Бежать тут нельзя. Лучше нам замешкаться, чем прокатиться вниз по камням. Едем…
Демон медленно, обнюхивая каждую плиту древней дороги, миновал белесое ущелье. Невидимые глаза таращились на Речника. Поверхность камня еле заметно колыхалась. Ветер утих, и куда-то делось испепеляющее солнце высокогорья – путников окутал сумрак. Ни за что на свете Фрисс не прикоснулся бы к одной из этих скал…
– Что за тварь живёт здесь? – тихо спросил он, тронув Нециса за чешуйчатый рукав. – Кого ты призвал?
– Известняк, - глаза Некроманта ещё светились ледяной зеленью. – Это пласты известняка. Мы, Илриэйя та-Сарк, называем его «тхэннуал»… древние кости мира. Эти горы моложе, они сложены из молодых камней… известняк – очень старый, и он помнит, как был живым. Я пообещал, что накормлю его… Попроси Богов Смерти, Фрисс, чтобы они были благосклонны к Всадникам Изумруда. Никто из них не спасётся из Нирн а-Тхэннуал…
Они долго спускались. Двое суток Гелин искал, куда поставить лапу, на неимоверно длинной лестнице с выщербленными ступенями, на изрезанной трещинами дороге,
Когда склон стал пологим, а кустарниковые дебри отступили, вытесненные хвощевым лесом и его серебристой травой, Гелин остановился на краю широкой террасы, и путники ненадолго спешились, чтобы размять ноги. Внизу колыхалось свинцово-серое море, озаряемое синими сполохами. Низкие тучи улеглись на кронах гигантских папоротников, и Фрисс впервые увидел их сверху – он был сейчас над папоротниками и над грозовыми облаками. Он смотрел на бушующее «озеро» под ногами, тщетно разыскивая просветы в тучах, и думал о воде. Немало её, должно быть, проливается сейчас там, в долине…
– Полуденный ливень, - криво ухмыльнулся Нецис, остановившись рядом с Речником. – Нам легко будет затеряться там, Фрисс. В затопленном межгорье никто не найдёт следов. А людей там давно нет.
Речник покосился на него, но не спросил ни о чём.
На обочине древней дороги, едва заметной под пёстрым лишайником, лежал огромный валун – округлый, отчасти погружённый в землю, очень похожий на свернувшегося клубком зверя. На каменных боках были высечены круглые выпуклые глаза – сотни глаз с круглыми и вертикальными зрачками, больших и маленьких.
– Хвала могучей Этуген, держащей на себе мир, - прошептал Речник, склонив голову. – Да будет твой сон мирным…
На камне Этуген не было ни пятнышка лишайника, ни волокна мха. Но не было рядом и жертвенных чаш, и никто не сложил к валуну подношения. Фрисс долго смотрел на тысячеглазое бесформенное изваяние и вспоминал другого духа со множеством глаз… хотел бы он сейчас встретиться с хранителем «Идис»! Даже раскалённый и лучистый хранитель сарматской станции показался бы ему сейчас родным…
Далеко внизу, под пологом туч, уже не изливающихся дождём, но по-прежнему тёмных и хмурых, Речник Фрисс рубил и стаскивал в кучу мокрые ветки папоротника. С каждого дерева бежали ручьи, дорогу залило, в лужах копошились не то червяки, не то ящерицы, и какая-то лиана мерно раскачивалась на ветвях, широко раскинув лепестки красно-чёрных цветов. Перистые змеи не решались покинуть дупла, только провожали Речника недобрыми взглядами – видно, следующий дождь был не за горами.
– Нецис! – окликнул Фриссгейн Некроманта, сваливая папоротник на дорогу. Тут же сверху плюхнулся Алсаг и начал вылизывать плечо, блестящее от медузьей слизи. Гелин недовольно фыркнул и спихнул кота в лужу, прежде чем лечь на ветки самому. Он еле поместился на настиле, ушедшем под его тяжестью в дорожную грязь.