Долгое лето
Шрифт:
Некромант не ответил, только поднял руку, призывая к молчанию. Он отложил недоеденный плод, прикрыл глаза и вдохнул полной грудью, а потом часто засопел, будто принюхиваясь к чему-то.
«Что?!» - Фрисс выхватил мечи и завертел головой, высматривая угрозу.
«Аххсса… Мы в этом городе не одни, Фрисс. Тут есть ещё живые,» - с явным удивлением ответил Нецис, перестав принюхиваться. «Мало того… это Некроманты.»
– Уф-ф… Нецис, хватит уже пугать! – рассердился Речник и затолкал мечи обратно в ножны. – Кому ещё и бродить по этим развалинам… Зайдём к ним в гости?
– Непременно, -
– Некроманты-изыскатели! – хмыкнул Речник. – Почти как ты, Нецис… Где они?
– Сейчас найдём, - колдун вытянул руку перед собой и сделал странный загребающий жест, а потом выкинул семена Чинпы под куст и пошёл дальше по тропе. Фрисс переглянулся с Алсагом и направился за чародеем.
Лес поредел и расступился задолго до первых домов. Их окружала голая площадь, только мох осмеливался расти в трещинах камней. На площади стояли длинные невысокие здания из чёрного камня, под чёрной черепицей, почти не тронутой временем. Это были скорее не дома, а навесы… в проёмах меж колоннами, поддерживающими крышу, что-то возилось и сверкало глазками. Некоторые здания рухнули и валялись грудой камня, некоторые сплавились в огромный ком от страшного жара, обломки иных валялись по всей площади. На её краю, почтительно склонив лысую голову, стоял скелет в тёмно-буром балахоне по колено. На груди был аккуратно вышит склонённый стебель тростника.
«Это их Квайет,» - оглянувшись на Фрисса, пояснил Нецис. «Значит, они из Тиалгикиса… Слышишь?»
Откуда-то из-за каменных навесов, из-за угрюмых ступенчатых башен, по углам украшенных резными мраморными черепами, доносился гудящий звук, изредка сменяющийся дребезжанием. Как будто жужжала огромная пчела, больше даже тех, красных и мохнатых, что роем кружили над каждой Гхольмой.
«Флейта-гзеними,» - усмехнулся маг. «И то… время обеда, в такую жару даже нежить ленится. Идём, Фрисс. Тут недалеко.»
Скелет в балахоне молча вёл их по запутанным проходам между навесами и башнями, останавливаясь, если они мешкали. Флейта гудела всё громче, и Фрисс уловил в воздухе запах дыма, горелых лепёшек и печёных фруктов. За покосившимся навесом показался край зелёного полога, сооружённого из широких листьев Самуны. На платформе, оставшейся от полуразрушенного здания, среди обломков колонн, стояла большая хижина, а рядом, вокруг нещадно дымящего очага, устроенного в груде каменных плит, собрались люди. Раздался недовольный окрик, и флейта смолкла. Нецис кивнул мертвяку на хижину, и тот послушно подошёл к костру, к десятку таких же Квайет, столпившихся у огня.
– Куурмейа! – сердитый голос принадлежал человеку, только что выбравшемуся из переулка и усевшемуся на плиту у очага. – Ты уснул?!
Второй, сидевший со странной двойной флейтой на краю бывшего фундамента, растерянно вскрикнул и спрыгнул к костру, обугленным шестом разгребая золу. Поднялся дым, недовольных голосов стало больше. Из маленькой толпы скелетов выбрался, пожимая плечами, ещё один живой
– Чтоб тебе всю жизнь личинок ловить, - с тоской выдохнул он. – Куурмейа, ты хочешь уморить нас голодом? Что у тебя сгорело на этот раз?
– Нейнор, не злись, - потупился флейтист, поддевая шестом что-то в золе и выкидывая на большое блюдо. – Я вам Чинпы набрал… и вот, ещё принёс многоножек…
– Опять шатался по городу?! – тот, кто сидел у очага, медленно поднялся на ноги. – Совсем жить надоело?!
– Только по роще, - Куурмейа втянул голову в плечи. – Там цветёт Гхольма… я собирал лепестки. Ты сам говоришь, Глайен, что на раскопе я пока не нужен.
– Но в отряде ты нужен живым, - поморщился Глайен и махнул рукой, опускаясь обратно на камень. – Нейнор, я ничего не могу поделать. Ты его здесь заменишь, а он тебя там – нет. Та-а! Квелгин, ты где?! Куурмейа, раздавай свои горелые лепёшки. Откуда ты взял гзеними? Я же просил Квелгина убрать её подальше…
– Пахнет печёной Чинпой, - за углом громко засопели. – Куурмейа, сходи-ка вечером к воротам. Фамсы летают стаями, а мы давимся солониной…
– Квелгин! – Глайен, поправив налобную повязку с птичьим черепом, снова поднялся с камня.
Из-за поворота, тихо цокая костяными лапами по мостовой, выполз огромный ёж. Его морда – клыкастый череп какого-то большого зверя – была слегка прикрыта багровой чешуёй, крупные пластины брони покрывали тело, по спине проходила гладкая панцирная дорожка, а по бокам покачивались длинные – с локоть – алые иглы. Они медленно втягивались под расходящиеся пластины панциря. На спине ежа стоял воин в странной броне из костей и чешуи. Шлем – маску дикого кота – он снял и держал в руке. Рядом, поджав ноги, сидел ещё один живой – одетый, так же, как и весь отряд, в чёрное, с яркими перьями в тёмных волосах.
– Еда! – Нейнор подошёл к костяному ежу и постучал пальцем по его черепу. – Надо было брать две тхэйги. Наш склад припасов копает и ворочает камни, а мы едим пепел и угли. Шинкайоцин! Ты не знаешь, как и с чем едят нерадивых поваров?
Воин в костяной броне покосился на него, но промолчал. По его тихой команде костяной ёж лёг на мостовую, втянув иглы до упора. В боку голема открылись дверцы. Куурмейа уже рылся там, доставая свёртки и фляжки.
– Нейнор! Не злись так, у нас есть еда! – Куурмейа на мгновение приложил руку к груди. – Вот, и вот… Солонина, и лепёшки, и печёная Чинпа… вот нийоматла! Глайен, держи фляжку…
– Фамсы стаями летают… - мечтательно вздохнул Квелгин, поставив блюдо на плиту рядом с собой, и стряхнул с лепёшек пепел. – Шинкайоцин, ведь наверняка в озере есть рыба! Сходим вечером, проверим?
Воин между тем стоял неподвижно, положив ладонь на череп костяного ежа. Фрисс не сразу понял, что смотрят оба на пришельцев – на красную броню Речника и песчаную шерсть Хинкассы, в чёрно-серых развалинах заметные, как на ладони.
– Ман шикитта! – негромкий возглас утонул в щёлканьи и шелесте расправляющихся костяных игл. Голем перемахнул через костёр и остановился между отрядом и чужаками, пригнув голову к земле.