Долгое лето
Шрифт:
– Та-а… Фрисс, мне кажется, на лучший костёр мы можем не рассчитывать, - вздохнул чародей, кивая на творение своих рук – дымящийся ворох мокрых обрубков хвоща. Они больше чадили, чем горели, но Речник обрадовался огню.
– Алсаг! – позвал он Хинкассу. Та настороженно подошла к костру, громко чихнула и примостилась на краешке сухого камня, с которого только что поднялся Некромант. Фрисс покачал головой и накрыл кота своим плащом, присаживаясь рядом.
– Смотри, Фрисс, - маг показал Речнику пригоршню чёрных камешков. –
– Ты великий алхимик, - вздохнул Фрисс, - если в такую погоду и после такой дороги ещё думаешь о зельях. Ложись лучше спать. Все мы устали, а что будет завтра – даже загадывать не хочу. Здесь плохая вода – и её слишком много. Сегодня мы ехали – а завтра, Река моя Праматерь, не пришлось бы нам плыть…
Нецис сосредоточенно разглядывал осколки базальта и на Фрисса не смотрел.
– Я постою на страже, - негромко отозвался он. – Отдыхайте. Ваш сон не потревожат. Ночные дожди здесь редки.
Сверху шмякнулась большая медуза, стекла по плечу Речника и уплыла куда-то в болото. Фрисс поморщился и посмотрел, приложив ладонь ко лбу, вперёд – в темноту, быстро сгустившуюся над затопленной и заросшей мхом дорогой. Впереди склонялись полуутонувшие папоротники, чахлые и кривые, вздувались буграми стволы и корявые ветви Самуны, плавали в чёрной воде облетевшие лепестки Гхольмы, пустившей корни прямо в плиты мостовой. Болото подступало к дороге вплотную, и из темноты доносилось гулкое булькание пузырника – растение не отличало день от ночи и не умело молчать.
– На дороге вырос мох, - покачал головой Речник, направляя в темноту луч церита-фонарика. Кроме мха, он увидел на древней мостовой пузатые «бочонки» пузырника, перепахавший дорогу корень Самуны, облепленный мелкими папоротниками, и здоровенного дикого кота с багровой шерстью и сложенными за спиной крыльями. Кот, сверкнув глазами, молча сгинул во мраке.
– И не только мох, - пробормотал Фрисс, убирая светильник. – Нецис! Ты видел когда-нибудь, как по этой дороге идёт караван? Вот мне было бы интересно на это посмотреть…
Нецис поднял голову и криво ухмыльнулся, ссыпая камешки в карман.
– Здесь двадцать два века не ходят караваны, - отозвался он. – Здесь, в межгорье, три дороги. Караваны ходят по двум другим. Сюда, на тропу Нирн а-Тхэннуал, спускаются те, кто хочет укрыться. Это путь на Тешамген, Фрисс. С тех пор, как Тешамген пал, эта тропа заброшена.
«Ещё один город мертвяков…» - Речник тяжело вздохнул. «Но хоть бы они за дорогой следили! Не проснуться бы ночью по шею в трясине…»
И всё-таки под замшелыми плитами мостовой была высокая насыпь. Фрисс не верил в неё, пока пробирался по папоротниковым чащам и прорубался сквозь заросли сырой менессы, но тут он убедился – насыпь всё-таки была. А вот теперь она закончилась.
Впереди, поглотив и менессу, и переплетённую поросль пурпурного холга, медленно колыхалось чёрное озеро. Ряска уже всплыла на его поверхность, белые волокнистые «тарелки» плавучих
Мощёная дорога обрывалась над водой. Её плиты были расколоты и медленно, год за годом, сползали с насыпи, сейчас её подмыло, и Гелин не подходил близко к краю. Прямо под дорогой начинался омут.
– Этого я и боялся, - Нецис нахохлился и спрятал руки в рукава, как будто в удушливом жарком тумане его пронзил озноб. – Имгвуэйна вышла из берегов. Нам надо как-то пересечь её, Фрисс. Другой дороги тут нет. Я попробую призвать хищный туман, но не уверен, что он сможет тебя нести… хотя, если тут найдётся несколько черепов, то можно будет…
– Нецис, погоди созывать мертвяков, - поморщился Речник. – Если бы вон с той Самуны оторвать пару листьев и кусок коры… Можешь забраться на дерево и срезать тот лист? Я поищу, из чего сделать шест…
Округлый плот, обшитый кожистыми листьями, бесшумно скользил по чёрной воде, разгоняя ряску и белесый мох. Невидимое, не слишком сильное, но уверенное течение несло его, как рыба, на спине. Фрисс с шестом в руках стоял на слегка заострённом «носу», нащупывал под водой корни Самуны и затопленные коряги, смотрел на далёкие деревья – их кроны смыкались над озером, погружая его в зыбкую тень – и вспоминал, куда и зачем он отправился… и как давно это было. Пурпурный Лес странно влиял на память – иногда Фриссу казалось, что он вошёл сюда вечность назад.
Он проснулся от судороги, пробежавшей по телу, и ледяного дуновения, распахнул глаза и попытался вскочить, но край плота ускользнул из-под ног, и Речник наступил в холодную воду. Он лежал на спине, головой на коленях Нециса, и над ним неровно мерцал зелёными искрами медальон-звезда. Впереди – за носом плота, за странной тварью из серо-жёлтых костей, устроившейся у воды – быстро тонули и расплывались мутной слизью огромные чёрно-жёлтые цветы, похожие на распахнутые пасти. Зелёные искры дрожали на их разлагающихся останках.
– Тише, Фрисс, - Некромант прикрыл медальон ладонью. – Мы заплыли в заросли Х’тарр Кси. Обычная напасть озёр, которые некому чистить… Они больше не нападут. Спи спокойно.
– Что у нас на носу? – пробормотал Речник, скосив глаз. Ему не привиделось – на плоту действительно сидел костяной голем – тело из черепа, множество когтей, пара лап, крепко сжимающих шест. Мертвяк вёл плот по озеру, ловко отталкиваясь от невидимого дна.
– Тхэйга… Ты когда успел её сделать? – спросил Фрисс и зевнул. Усталость была сильнее любопытства.