Долина белых ягнят
Шрифт:
«Гвоздь программы» — умение убивать. Метод зависит от обстановки. Есть возможность выстрелить — стреляй метко и быстро из любого оружия. Оказался под рукой нож, топор, камень, кусок проволоки, железа, осколок стекла — сумей действовать безошибочно и здесь. Способов убивать Каскул насчитал более ста двадцати.
Наконец индивидуальная подготовка диверсантов закончилась. Подошло время экзаменов. Ночью Каскула вывели к проволочной ограде. Вдоль нее взад-вперед прохаживался часовой в форме красноармейца. Каскулу объяснили задачу, и он, как тень, подкравшись к часовому, стремительно, по-кошачьи прыгнул вперед, выбрасывая руки. В мгновение ока часовой оказался на земле, шею его намертво
Экзамен сдан. Но диверсанту не всегда улыбается удача. Бывает, он и сам попадает в умело расставленный капкан. Нужно знать, что тебя может ждать, выработать в душе страх перед пленом. Как это делается, Каскул узнал неожиданно. Его швырнули в неглубокую яму, заставили встать на колени, как во время намаза, пригнули голову и сверху захлопнули крышку. Каскула прошиб холодный пот, в первую минуту он вообще ничего не соображал. Сколько прошло времени, он не знал. Наконец «пленника» вытащили наверх, привели в помещение и посадили перед двумя мощными лампами. Начался «допрос», вполне правдоподобный и жестокий. На этом истязание не кончилось. Каскула снова вывели из помещения. Он был настолько обессилен, что едва волочил ноги. Двое «коллег» вели его под руки. Каскула кинули в железный ящик и над ним снова захлопнулась крышка. «Курсанты» его группы по очереди с силой били молотками по ящику, оглушая жертву страшным грохотом…
Чтобы извлечь Каскула наружу, ящик пришлось опрокинуть. «Пленника» вывалили на землю и окатили водой из ведра. Понемногу Каскул пришел в себя. Но его должны были еще провести «сквозь строй»: при этом испытании взвод выстраивался в две шеренги, между шеренгами, как известно, вели «пленного», и каждый нещадно бил его резиновой дубинкой… «Урок» обычно завершался «обезьяньим ящиком» — узким деревянным шкафом, в котором можно было находиться, лишь согнувшись в три погибели. Там полагалось просидеть ночь, но руководитель группы опасался, что этого Каскул уже не выдержит, и поставил ему зачет.
Каскул и не подозревал, какие на него возлагались надежды. Его прочили в командиры группы, членам которой предстояло устраивать засады, уничтожать важные объекты, а потом исчезать в горах, маскируясь под местных жителей: чабанов, табунщиков и даже партизан. По мере приближения оккупационных войск группа Каскула должна была перейти от диверсионной работы к организации отрядов для нанесения ударов по Советской Армии с тыла. «Пятая колонна» в четыреста-пятьсот человек, по мнению фашистских генералов, в горных условиях могла противостоять целой дивизии, если ей подбрасывать оружие и боеприпасы по воздуху, могла даже захватить и удержать горный перевал до прихода гитлеровских войск. Перевалов через Кавказский хребет — раз-два и обчелся. Каскул их все прекрасно знал, знал с точностью, когда какой перевал открыт или, напротив, наглухо закрыт снежным покровом толщиной в десятки метров. «Думают через перевал выйти кратчайшим путем к турецкой границе», — соображал Каскул, лежа в постели после изнурительных «уроков». Он был так измочален, что не мог заснуть.
Летом сорок второго года Гитлер замышлял две связанные между собой операции: захват Сталинграда и наступление на Кавказ. Фашистские войска должны были, взяв Сталинград, вдоль Волги, а потом и Каспия двинуться к Дербенту и Баку. Однако после падения «ворот Кавказа» — Ростова-на-Дону было решено, что серьезного сопротивления гитлеровцы больше не встретят. Поэтому часть немецких войск осталась на Сталинградском направлении (ею командовал известный
2. СЛЕПОЙ ПОЛЕТ
Глубокой ночью Каскула и его товарищей привезли на аэродром, где их ждали специальные самолеты.
Перед самым вылетом неожиданно поступило распоряжение — с первым рейсом на «Хейнкеле» отправить троих, чтобы к следующей ночи, то есть через сутки, они подготовили место для высадки всей группы. Обстановка на фронте менялась с катастрофической быстротой. Видимо, рисковать уже было нельзя; диверсионная группа должна была высадиться наверняка. Перед тридцатью пятью представителями самых разных кавказских национальностей ставилась важная в масштабе всего фронта задача — поднять восстание среди горцев, взорвать мосты, завладеть перевалами и тем самым расстроить наступательные планы Красной Армии.
Обер-лейтенант, руководитель группы, был напряжен и сосредоточен.
— Ты пойдешь первым. Кого возьмешь с собой? — обратился он к Каскулу.
— Все равно.
— Как это «все равно»? Надо отобрать храбрых и дисциплинированных! — Эсэсовец оглядел своих питомцев, ткнул пальцем в усатого. — Выходи! Становись рядом. — Затем выбор его пал на длинного, белобрысого, но хилого и потому почти задавленного непомерным грузом парня. — Остальные — кругом!
В полутемной комнате осталось трое диверсантов и руководитель, от которого им предстояло получить подробные инструкции.
Их погрузили в небольшой темный самолет. Холодно в нем было, как в ледяной пещере. Сиденья вдоль бортов казались узкими и неудобными. Каждого навьючили — что там ишак в горах! Сзади — парашют, спереди вещмешок подпирает подбородок, автомат, гранаты… Лететь часа два, а то и три. Значит, к месту выброски самолет прибудет едва не на рассвете. Хорошо бы не было тумана. Обычно, правда, в это время года в предгорьях устанавливается ясная погода. Но на аэродроме дул пронизывающий ветер, снег колол и обжигал лицо.
Пилоты переговаривались между собой:
— Проверим готовность. Рычаг шасси?
— Норма.
— Закрылки?
— Порядок.
— Рычаг регулятора смеси?
— Выключен.
— Подогрев карбюратора?
— Норма.
— Противообледенитель?
— В порядке.
«Сколько делает в час «Хейнкель-117»?» — подумал Каскул. Однако спросить было некого. Спутники знали не больше, чем он. Каскула предупредили, чтобы он не прыгал первым, а проследил за «коллегами» — как бы те не струсили.
Наконец поднялись в воздух. Внизу быстро тускнели огоньки паяльных ламп, заменявших сигнальные светильники. Военный аэродром был тщательно замаскирован, хотя располагался вдали от линии фронта. Из кабины вышел второй пилот. Посвечивая нагрудным фонариком, он вглядывался в лицо каждому, как бы проверяя, все ли пассажиры чувствуют себя нормально.
— Ви геет эс? — спросил он, своим желтоватым лучом выхватив из тьмы Каскула. — Корошо?
— Корошо, корошо, — ответил тот, подделываясь под чужое произношение. Немец напоминал загробного следователя — саро; он первым, рассказывала когда-то мать, допрашивает умершего после сошествия в преисподнюю. Ослепленный фонариком, Каскул видел только зыбкую тень в проходе; впрочем, от нее сильно пахло настоящим земным черным кофе.