Долина белых ягнят

Кешоков Алим Пшемахович

— Съесть заявление? — удивился Айтек так громко, что даже испугался — не разбудил ли хозяйку! Но Анна и Нарчо крепко спали.

— Но в лагере он был недолго. Сбежал. И то, по-моему, не от смелости, а от страха перед разоблачением. Ему повезло, мне — нет. В последний момент меня схватили.

— А как его звали? Не помнишь?

— Разве всех упомнишь? — Каскул махнул рукой. — Торов? Цоров? Что-то в этом духе. Увидел бы — узнал.

— Для Бахова ты, пожалуй, находка. Мешок денег.

— А что, ты кого-нибудь имеешь в виду? Мешок денег, говоришь? Может быть, если этот тип — важная персона. Только деньги вытряхнут,

а пустой мешок выкинут. Видишь, разворошили мы мое прошлое. — Каскул пытался улыбнуться. — Ну, допустим, я послушался тебя, явился к Бахову с повинной. Меня выслушают и отпустят? Нет. Влепят червонец — не меньше. Если бы знал, что пошлют штрафником на фронт, давно уже был бы у Бахова.

— Твои показания могут послужить восстановлению справедливости… Смотри сам, твоя совесть — тебе судья.

Айтек заронил в душу Каскула новые сомнения.

5. НА ПУТИ В ПОРТ

«Не услышав начала рассказа, не поймешь конца» — гласит народная мудрость. С первых дней войны Каскул служил в артиллерии. Брал телефон, катушку кабеля на спину, подбирался поближе к огневым точкам противника и, заняв удобный для обзора, защищенный от вражеских снарядов пункт, корректировал огонь целого дивизиона. Случалось, попадал и под обстрел своих, если прерывалась связь или приходилось вызывать огонь на себя. Кто его ранил — наши или гитлеровцы, осталось неизвестным.

Слегка подлатавшись где-то в приволжском городе, он обратился к начальнику госпиталя с просьбой разрешить ему долечиться на родине и отправился домой, твердо веря, что горный воздух поставит его на ноги быстрее любого лекарства.

Ему не приходило в голову, что фашистские войска могут дойти до предгорий Кавказа. Узнав про укрепления, возводимые в районе Армавира, Каскул решил, что это так, на всякий случай. Выхлопотав разрешение, он уехал к своим, а те немедленно окружили его заботой и вниманием. Он лечился в госпитале, но родные нередко увозили его к себе в гости на вечерок, а то и на сутки. Однако вскоре с фронта стали приходить тревожные вести, кавалерийская дивизия уже начала бороться с врагами.

Каскулу оставалось совсем немного до медкомиссии, которая должна была решить его судьбу, и тут в госпитале появился Бахов, известный в республике сотрудник НКВД. Каскул ему чем-то приглянулся, и с разрешения госпитальных властей Бахов забрал его к себе. Каскула же, напротив, тянуло на фронт в артполк, к друзьям-однополчанам. Не в его характере было «кантоваться» в тылу. Тем временем пал Ростов-на-Дону, гитлеровцы завладели воротами Кавказа. В глубоком тылу все пришло в движение, заговорили о партизанской войне в горах.

Каскулу не суждено было в ней участвовать. Его зачислили в один из отрядов, куда входили советские, партийные и комсомольские работники. Отряды эти уже переводили на казарменное положение. По утрам они выходили за город, отрабатывали приемы ближнего боя, лазали по скалам, учились выбирать огневые точки. Там было немало женщин.

Однажды Каскула вызвали к Бахову. В кабинете было еще двое. Каскул начал докладывать, как полагается, о своем прибытии, но Бахов махнул рукой — не до рапортов сейчас.

— Вот что, ребята, — произнес он. — Старшим среди вас назначается сержант Каскулов. Он бывалый воин, знает, почем фунт лиха, был ранен на фронте. С задачей,

думаю, справится. Рана не беспокоит? — строгие глаза Бахова, не носившего почему-то никаких знаков различия, впились в Каскула.

— Никак нет, товарищ начальник!

— Вы должны любым способом доставить ценнейший груз по назначению. Повторяю: ценнейший! Молибден и вольфрам необходимы оборонной промышленности. Сейчас их грузят на «ЗИСы». Как только все будет готово к отправке, я дам вам знать. Пока собирайте вещи, получайте продовольствие на дорогу. Есть вопросы?

— Нет. Ясно, товарищ начальник.

— Идите.

«Началась эвакуация, значит, дело плохо», — думал Каскул. Хотелось, конечно, хоть на несколько часов заскочить домой: аул-то рядом. Но об этом Каскул не рискнул даже заикнуться. Отцу бы сообщить — он мигом примчится… А собираться Каскулу — что голому подпоясываться. Личных вещей никаких, кроме бритвенного прибора, кресала и кремня; последний он считал своим талисманом.

Вечером всех троих Бахов в своем «газике» привез на завод. Там стояла колонна крытых брезентом трехтонных грузовиков. Под брезентом — мешки с молибденом и вольфрамом для оборонных предприятий, расположенных где-то за Уралом. Каскул должен был доставить груз до порта на Каспии, оттуда мешкам предстояло плыть морем, а потом ехать по железной дороге. Если гитлеровцам удастся добраться до Кавказских гор, комбинат перестанет выдавать вольфрам и молибден; значит, груз и впрямь «ценнейший».

— Вас встретят в порту. Там сдашь и этот пакет. — Бахов передал Каскулу большой конверт с сургучной печатью. Тот спрятал его в сумку, доставшуюся ему еще на фронте от командира орудия; он хранил ее, как память о друге. — Твоим родным я сообщу, куда ты уехал.

— Ясно, — козырнул Каскул.

Первый «ЗИС» хрипло загудел, и Бахов начал прощаться с Каскулом и обоими шоферами.

— Смотрите, за груз отвечаете головой, — предупредил он. — Без молибдена не будет стали для артиллерийских орудий. Это вроде хеуды. Знаете, что это такое? В тесто из кукурузной муки добавляют хеуду — горсть пшеничной, чтоб чурек не вышел рассыпчатым. Молибден — хеуда для железа. — Пожалуй, это было все, что он сам знал о желтоватом порошкообразном металле. — Хеуду ждут не дождутся.

— Доставим, товарищ Бахов, если только живы будем.

— Конечно, будете. Ну, с богом.

Колонна двинулась в путь. На каждую «трехтонку» погрузили по меньшей мере по пять тонн груза. Каскул устроился на колыхавшейся из стороны в сторону горе мешков, чтобы наблюдать за небом и вовремя предупредить об опасности. Ему как старшему полагалось видеть всю колонну. Бахов по секрету шепнул Каскулу, что гитлеровские войска форсировали Дон и устремились к Кавказским горам. Налеты авиации в пути поэтому вполне возможны. Но Каскул боялся другого: груз-то они доставят, а вот что, если к их возвращению в родных местах уже будут немцы? Тогда как быть? Один выход — податься в горы к партизанам… Дорога к Каспию напоминала улицу с односторонним движением. Машины, повозки, арбы, лошади, ишаки под тюками, пешие с тачками, переполненными домашним скарбом, — все двигалось в одном направлении. Если попадалась машина с «недогрузом», ее останавливали и «догружали» со страшным скандалом. К Каскулу никто не приставал. Всем было видно, какой у него «перегруз»; рессоры и те прогнулись.