Долина белых ягнят

Кешоков Алим Пшемахович

— Дадут?

— Не дадут — около вагона валяется шланг.

— Нет, надо ведра раздобыть. В торбе пока донесешь, половина вытечет.

— Ведра так ведра. Беги.

Нарчо побежал туда, где дымились трубы. Он уже привык к обязанностям ординарца, к тому же теперь он еще старался хоть чуточку походить на знаменитого Петьку из кинофильма «Чапаев». В первой же землянке хозяйка дала ему пару ведер под «честное пионерское». Давно не приходилось мальчику давать это обещание… Неподалеку обнаружилась колонка, а рядом продавали кипяток. Нарчо напоил лошадей, принес полведра кипятку. Они

с Айтеком попили «чаю» прямо из ведра, поели сыру и черствых лакумов. Поезда прибывали и убывали беспрерывно.

— До Ростова еще далеко? — спросил Нарчо.

— До Ростова? Рукой подать. Во-он, гляди — у горизонта раскинулся город.

— Вот бы туда, — размечтался Нарчо. — Там знакомые Кантасы, они бы приняли нас, как своих. Кантаса познакомилась с ними на съезде. Говорит, душевные очень.

— Пока нас там не ждут, — усмехнулся Айтек. — Нам конный завод нужен. А он находится вблизи станицы под названием Мечётка. Звучит-то как? Почти мечеть. Понял? Туда ведут степные проселочные дороги — грейдерные, если говорить точнее. Давай отыщем Мечётку на карте. — Айтек достал планшетку, поводил пальцем по пластмассе: — Вот она, родненькая! Смотри, и конзавод обозначен!

Конзавод они нашли быстро. Кроме него, на хуторе других хозяйств не было. Завхоз — неприветливый скуластый казак лет сорока, в галифе с лампасами — свидетельство недавней службы в кавалерии, в серой папахе, заломленной назад, держал наряд большими заскорузлыми пальцами единственной правой руки, сопел, что-то бубнил себе под нос, читал, перечитывал, а потом неприязненно глянул на Оришева:

— Нету начальства. Начальство в командировке. Вернется денька через три, не раньше. А я не имею права…

— А жить где мы будем?

— Откуда я знаю? Ищите, может, и обрящете. Но как бы не пришлось ждать напрасно. Нет у нас лишнего поголовья. Самим с полсотни кобылиц не хватает. Завод восстановили без году неделя. Отдай вам тридцать кобылиц, да еще «годных к воспроизводству», с чем мы останемся? Мы тоже конзавод. Давний. В буденновскую армию лошадей поставляли…

Оришев не знал, что отвечать.

Казак все не мог успокоиться:

— «Годных к воспроизводству»! Ишь, что пишут…

— Тот, кто выписывал наряд, видимо, знал…

Завхоз рассердился:

— Да что он знал? Мы тут сидим, и то не знаем, сколько их у нас, «годных к воспроизводству», а сколько к весне откинет копыта. Каждый день лошади гибнут. «Видимо, знал…» Я же говорю тебе русским языком: конзавод только встает на ноги, приходится скупать все, что попадется. А теперь лучшее вам отдай, а самим — сиди да кукарекай. Чего захотели? — Серая с желтизной папаха так и ходила по затылку завхоза, вены на висках и шее вздулись, лицо налилось кровью, острей обозначились скулы. — Не слышал поговорку: на чужой караван рот не разевай?

— Слышал.

— Чего ж тогда за тридевять земель пожаловал?

— Брат брату поможет — гору на гору поставят. Но есть и такая пословица. — Айтек сделал паузу, чтобы не сказать лишнего, и, не дождавшись ответа, добавил: — Те, кто выписывал наряд, рассуждали правильно. Вы встаете, мы еще на земле лежим, собственные зубы собираем. Помогите же и нам на ноги подняться. Одному делу служим.

Мы же не для себя просим — для конзавода.

— Небось, в кавалерии служил?

— Приходилось. И в разведке бывал.

— О-о, видно.

— Как хотите, а мне полковник приказал не возвращаться без маточного поголовья. — Айтек решил апеллировать к авторитету полковника, но на заведующего хозяйством это не произвело должного впечатления.

— Какой полковник?

— Мой начальник. Директор конзавода.

— Тут, между прочим, хозяйством тоже не сержант управляет, а генерал. Так что не очень…

— Нечего нам грызться, как собакам. Генерал уважит комиссара. Остается только подождать. — Оришев сунул наряд в планшетку поверх топографической карты.

— Ждите, сколько хотите… — Завхоз равнодушно поглядел на планшетку, которую Айтек намеренно ему демонстрировал, встал, подошел к телефону, висевшему на стене, и стал куда-то звонить.

Выйдя на крылечко, Айтек оглядел близлежащие хаты — в какую постучаться? Все выглядели сиротливо, неприветливо, словно разучились принимать гостей. Ветер не утихал.

Улицы казались безлюдными, крыши почти на всех хозяйственных постройках завалились. Кое-где стояли одинокие деревья, будто стерегли хаты от новых бед. Уцелевший скот, видно, держали в домах. В центре поселка, вблизи заросшего камышом озера стоял самый большой дом — начальная школа. Окна большей частью были забиты досками или заложены кирпичом. С продолговатого здания клуба сорвало крышу. «Сгодилось бы под стойло для лошадей», — подумал Айтек. Нарчо понял: дела неважные. На всякий случай спросил:

— Дают?

— Держи карман шире.

— Тогда поедем назад. Чего время терять? — Нарчо думал о Ростове, большом городе, что стоит на широкой, многоводной реке, по которой в обе стороны ходят корабли. Вот бы посмотреть на корабль! Разве можно представить, чтобы по Тереку ходили суда, даже маленькие — в щепы разобьет.

— Без лошадей?! Нас домой не пустят. Не стой без дела. Иди раздобудь охапку сена, пока я с кем-нибудь договорюсь насчет ночлега. Переходим на подножный корм. Только смотри мне! — Айтек погрозил ординарцу пальцем, видимо, намекая на то, что чужое брать нельзя. Чего доброго, позарится парень на конзаводский фураж — навлечет на себя гнев и без того, видно, лютого завхоза.

Оришев обошел несколько хат. Где народу полно — дети и женщины, самим не хватает места, где просто побоялись чужих… Были хаты, откуда Айтек сам спешил уйти, потому что там держали поросят. Наконец, попалась хозяйка, которая хоть и не слишком радушно его встретила, но согласилась уступить угол на пару дней.

Худая, изможденная женщина, под глазами синяки — видно, от голода, в углах рта прочно легли морщины… Она казалась невесомой. Приглядевшись как следует, можно было понять, что она молода, просто измучена лишениями. Ее небольшой дворик был разгорожен, убогая хатенка с одним окошком покосилась набок. К ней был пристроен хлев, сейчас совершенно пустой, лишь не выветрившийся запах напоминал о животных. За хатенкой тянулись две узенькие полоски земли: огород. На одной, видно, росла капуста, на другой — картофель, кукуруза, подсолнухи.