Долина скорби
Шрифт:
Сидя у окна, она имела недовольный вид, ибо этой ночью репутации ее заведения был нанесен огромный урон. Вся округа гудела, словно пчелиный рой, обсуждая две вести – как шлюха при соитии с клиентом разродилась ребенком, и как хозяйка борделя выбросила его на улицу, точно какого-то котенка. Просидев остаток ночи возле окна, она встречала каждого с неодобрением во взгляде, видя в нем человека, пришедшего почесать языком.
– Эля, похлебки, коня и провизии на три дня, – сухо бросил Калум.
Надув и без того пухлые щеки, хозяйка скривила
– А девочек господин не желает? – поинтересовалась она.
– Нет, не желаю.
Пройдя к ближайшему столу, Калум по-хозяйски расположился на скамье, положив рядом младенца.
– Может, господин, желает мальчиков?
– Сдается мне, хозяйка, у тебя мозги жиром заплыли, мне что, еще повторить?
Прямолинейный, как стрела, разящая противника на повал, он зачастую говорил то, что думал, даже, если это могло навлечь на его голову несчастье.
– А ты, милок, повтори, читай, язык-то не отвалится.
Зная крутой нрав хозяйки, шлюхи и те немногие клиенты, пребывающие в борделе в столь ранее время, приутихли в предвкушении скандала. В воздухе повисла звенящая тишина. Мухи, заполнявшие воздух назойливым жужжанием, и те смолкли, точно ожидая, чем все закончится. Однако тишина продлилась недолго, ибо
вскоре за дверью послышался шум и в бордель ворвался Силас.
– Хозяйка! – крикнул Силас, качаясь из стороны в стороны. – Дай эля, мой рот сух, как пустыня Хирама!
– Что, опять набрался? – спросила госпожа Делиз. – Смотри, Силас, терпение у меня не безграничное.
– Хозяйка, опять ты за свое!?
– Проходи уже, поди не калека, сам о себе позаботишься!
– Премного благодарен, миледи, – съязвил Силас, отвесив глубокий поклон.
Оглядев присутствующих мутным взглядом, он шагнул в сторону бочки, остановился и посмотрел на хозяйку взглядом, полным вопросов.
– Чего уставился?
– Чего так тихо, аж мух не слышно?
– Да вот, – сказала госпожа Делиз, кивнув в сторону Калума. – Господин хороший не хочет ни девочек, ни мальчиков. Подавай ему, говорит, эля, похлебки, коня и провизии на три дня. У меня что, бордель или какая-то забегаловка!?
– А ты-таки не глухая, посмотрю я, – вставил Калум слово.
– Ты, милок, вот что, забирай-ка своего ублюдка и убирайся вон, пока руки и ноги целы.
Насупившись, она поднялась и сделала шаг, будто подтверждая серьезность своих намерений.
– Пыхти не пыхти, а я без своего не уйду.
– Уйдешь, уйдешь собака! – закричала госпожа Делиз и топнула ногой, от чего пол отозвался жалобным скрипом.
Опустив голову, она замерла при виде прогнувшейся половицы. Левый глаз у нее задергался, а лицо стало белым-белым, как простыня.
– Хозяйка, ты бы не серчала… а то того самого, – сказал Силас дрогнувшим голосом.
Посмотрев под ноги хозяйке, он подошел к ней, совершенно позабыв про эль, и протянул руку.
– Пошел прочь, пьяница, – зашипела госпожа Делиз, наградив поверенного злобным взглядом.
– Хозяйка,
Не договорив, Силас получил оплеуху, а затем на его рубахе затрещали швы: схватив поверенного за грудки, госпожа Делиз тряхнула его так, будто хотела вытряхнуть из него душу. Дернувшись в одну сторону, в другую, Силас резким рывком сумел высвободиться и отступить назад, но тут, на его несчастье, он поскользнулся и упал навзничь.
– Так я получу то, что хочу? – спросил Калум, чей вопрос только подлил масло в огонь.
– Прочь, прочь, прочь собака! – завизжала вне себя госпожа Делиз, сжав кулаки и затопав на месте так, словно пыталась передавить тараканов, снующих под ногами.
Ее лицо, прежде смертельно-бледное, покрылось багровым цветом, а глаза бешено завертелись в глазных орбитах.
– Хозяйка…, – промямлил Силас, но не договорил, ибо ужасный треск наполнил стены борделя.
Провалившись в пол по самую грудь, госпожа Делиз протягивала руки к Силасу и беззвучно шевелила губами. Шлюхи и клиенты, все как один, повскакали со своих мест, взирая на происходящее, кто с любопытством, а кто и с беспокойством.
– Я тебя не слышу, хозяйка…
– Ру… ру…
– Что?
– Ру… руку дай, – прохрипела госпожа Делиз, все больше и больше сползая в черный провал подвала.
Она ощущала в себе некую смесь жара и холода, от которой ей было не по себе. Ее нутро, охваченное огнем, выворачивалось наружу, а конечности – от пальцев рук и ног до кончика носа –
холодели, покрываясь, как ей казалось, изморозью.
– Хозяйка, я…
Преклонив колени, Силас нагнулся и протянул хозяйке руку, все дальше и дальше поддаваясь вперед, ибо та продолжала погружаться в провал.
– Спасешь меня, отпишу тебе бордель, – прошептала госпожа Делиз с мольбой в голосе.
Поддавшись вперед, Силас схватил хозяйку за руки и попытался вытянуть ее на себя. Правда, как он не старался, у него ничего не выходило: огромная туша хозяйки продолжала сползать в провал, утягивая за собой Силаса.
– Хозяйка, я не могу…
– Можешь…
– Нет, не могу, прости…
Натянув на лицо маску сострадания, Силас разжал пальцы и поддался назад, как узрел в глазах хозяйки зловещий огонек.
– Если мне суждено сдохнуть, – процедила госпожа Делиз. – То и тебе не жить.
Осклабившись, она сделала рывок и схватила поверенного за грудки, а через мгновение другое пол под ними нещадно застонал, грозясь обвалиться в любой миг.
– Сука! Сука! Отстань, сука! – заверещал Силас, пытаясь освободиться.
Исцарапав руки хозяйки в кровь, он, однако, ничего этим не добился. Не помогли и две оплеухи, которые он отвесил хозяйке, ибо она не повела и бровью. Поняв, что все бесполезно, Силас изменил тактику, пытаясь ухватиться за неровные края половиц, ходивших под их телами ходуном. Ломая ногти и изливаясь слезами от боли, он боролся с хозяйкой из последних сил, но, та была неумолима, утягивая его за собой.