Долина скорби

Алан Банкер

– Эй, братец, попридержи лошадей! Если ты его осчастливишь, то видят Боги, эля нам не видать, как своих ушей.

– Нет у него хорошего пойла, и никогда не было, сколько сюда не хаживал!

Сплюнув, Арьен осклабился и прикоснулся кончиком ножа к правой щеке хозяина.

– Да подожди ты! Помнится, когда-то в этой дыре подавали добротный эль, не так ли, хозяин?

– Все так, – ответил Блоссом, не отнимая взгляда от ножа. – Вы правы, во всем правы, ибо вашими устами говорит истина!

– В чем прав? – спросил Анри. – В том,

что твоя дыра славилась добротным элем, или в том, что твой эль – полное дерьмо?

Не зная, что отвечать, Блоссом впал в оцепенение. Как он не силился, ничего путного не мог придумать. То, что эль был со вкусом дерьма, он прекрасно знал, ибо часто слышал недовольство клиентов. Одни говорили, что эль здесь не причем, ибо вкус дерьма от того, что поблизости крепостной ров. Другие рассуждали иначе, мол, вкус дерьма из-за ячменя, взращиваемого на южных окраинах, куда и стекается все дерьмо Миддланда. И те, и другие были далеки от правды, и только Блоссом знал ее во всей красе.

– Мой господин, – ответил Блоссом, придя в себя. – Я хотел сказать, чтобы вы не сказали, вы во всем правы. Жизнь такова, что приходиться терпеть присутствие дерьма.

– Брат, он нас дерьмом назвал!?

– Остынь, братец, хозяин не то хотел сказать, верно?

– Да, господин… я хотел сказать, что дерьмо из крепостного рва перебивает вкус эля, это и есть причина.

– А я слышал иное, – парировал Анри, бросив недобрый взгляд на Джими. – Что твой гаденыш пописывает в эль, что на это скажешь?

Услышав такое, клиенты отставили кружки и обратили взоры на мальчишку, стоящего у прилавка, нервно теребя в пальцах полотенце не первой свежести.

– Это неправда, – мотнул головой Блоссом, и в тот же миг его лицо исказила гримаса боли, а на щеке проступила ранка.

– А мне, брат, этот гаденыш никогда не нравился.

Отняв руку с ножом от щеки хозяина, Арьен шагнул в сторону мальчишки, на котором лица не было: бледный, с трясущимися губами, он с ужасом глазел на младшего из братьев. Клиенты, все, как один, поднялись из-за столов и вперили гневные взгляды в хозяина и его помощника.

– Оставьте мальчишку в покое, он здесь не причем! – крикнул Блоссом и метнулся вслед за Арьеном, как его пыл охладил нож перед глазами.

– А вот мы сейчас все и узнаем.

Ухмыльнувшись, Арьен опустил руку и обернулся, дабы исполнить угрозу, как ему дорогу преградил лорд Аддерли.

– О, Боги, да у тебя заступник! – воскликнул Арьен.

– Сделаешь шаг, пожалеешь, что уродился на свет божий, – обронил Аддерли.

– Ух, какой грозный! – воскликнул Анри, с грохотом встав из-за стола.

Подойдя к Аддерли, он наклонил голову, стараясь заглянуть в его глаза, но, ничего, кроме усов и бороды не разглядел.

– Если уберетесь сейчас, я забуду все, что здесь случилось.

– Да ты, мать твою за ногу, наглец! Моя сестрица так и просится на волю, дабы опробовать твою башку на прочность.

Осклабившись, Анри положил

руку на рукоять дубинки, висевшей на его поясе.

– В последний раз говорю – уберетесь, забуду все.

Подняв руки, Аддерли откинул капюшон, чем вверг братьев и прочих присутствующих в крайнее изумление.

– Аддерли, – обронил Анри.

– Для тебя, пес паршивый, милорд, – процедил Аддерли.

– Да, милорд, извините, милорд, – промямлил Анри и поспешил поклониться в пояс.

– Ну, как мы поступим – уберетесь с миром или проверишь мою башку на прочность?

– Простите милорд, простите…

Схватив брата за локоть, Анри потащил его к выходу, не обращая ни на кого внимания. Как только за ними захлопнулась дверь, к выходу потянулись и прочие клиенты.

Не дожидаясь, когда таверну покинет последний клиент, Аддерли и Блоссом воротились к столу. Джими, как и прежде, уселся за прилавок и вперил взгляд в спасителя.

– Помнится, – сказал Блоссом. – По молодости лет мы были такими же.

Улыбнувшись, он взял кружку и отпил большой глоток, вытерев

губы широкой ладонью. От волнения, что он пережил немногим ранее, его рябое лицо было красным-красным, точно переспелый помидор.

– Нет, мы были не такими, – возразил Аддерли. – Дерзкими, да, были, но, бешеными собаками – никогда! Им одна дорога – на виселицу, хотя, для них и веревки жалко. Отхожая яма – смерть, достойная этих ублюдков!

– Ты прав, как и всегда.

– Не всегда, мой друг…

Опустив голову, Аддерли призадумался. На своем пути он встречал многих негодяев, но вот таких, как братья Савьер, были единицы. Работая с грубым материалом, он требовал от своих наемников излишне не усердствовать, если на то не было особой надобности. «Люди делятся на тех, – любил он говорить. – Что достойны быстрой смерти, ибо в силу невежества не могут отличить порок от добродетели, и на тех, что достойны мук, ибо отринули божьи заветы и безрассудно бросились в объятия порока». Подобное он когда-то говорил и по молодости лет, когда имел круг друзей, от которых осталась одна лишь память. Одних унесли болезни, других – жажда к странствиям, в погоне за которой они сгинули в чужих краях. Душа искала разговора, но, не было человека, с кем можно было поговорить по душам. Навестив старого друга, он надеялся обрести в нем того самого человека, а вместе с ним вернуть и былое, по которому так сильно тосковал.

– Был бы не прав, не стал бы тем, кем стал, – заметил Блоссом,

прервав размышления друга.

– Я тебя удивлю, – проговорил Аддерли, подняв голову. – Я не безгрешен, и я тоже совершаю ошибки, от которых мне бывает стыдно.

– Поясни, будь так мил.

– Может, как нибудь потом, а сейчас вернемся к прежнему разговору.

Так что, ты согласен или нет?

– А как сам думаешь?

Обреченно мотнув головой, Блоссом обвел рукой пустую таверну, в которой помимо них и Джими никого не было.