Долина скорби
Шрифт:
Ночное небо, моргавшее мириадами звезд, безучастно наблюдало за разыгравшейся трагедией. Равнодушие проявлял и полумесяц, безмятежно плывший среди облаков. Не найдя поддержки у Богов, Талбот огляделся и кинулся к черному входу борделя, обнаружив в себе неслыханную прыть.
– Откройте, откройте, Богами заклинаю! – заорал он, забарабанив кулаком в дверь, чем переполошил весь квартал.
То здесь, то там в темных окнах появлялись лица, и тут же исчезали, словно говоря, что не желают вмешиваться в то, что их не касается. Переложив младенца на другую руку, он забарабанил с удвоенной силой, не обращая внимания
– Кого нелегкая принесла!? – послышался глухой голос за дверью.
– Помогите, Богами заклинаю!
– Ах, же ты скотина, я тебе покажу Богов.
– Откройте, Богами!.. – крикнул, было, Талбот и, ввалился в
бордель, упав в объятия госпожи Делиз.
Уткнувшись лицом в грудь хозяйки борделя, он чуть было не потерял сознание, ощутив запах пота и кислого молока. Та же, недолго думая, схватила непрошеного гостя за шею и оторвала от себя, точно репейник.
– Мразь! Скотина! Бездельник! – посыпала госпожа Делиз оскорблениями, сжимая и сжимая шею свинопаса.
– Дитя…
– Я тебе покажу дитя!
Замахнувшись, госпожа Делиз отвесила Талботу звонкую оплеуху, от чего тот отлетел в сторону и покатился кубарем, выронив младенца из рук. Подрастерявшись, ибо такого оборота дела Талбот никак не ожидал, он с пару мгновений приходил в себя, глядя в ночное небо. Когда же пришел в себя, то оцепенел, завидев младенца в окружении крыс. Повизгивая, они вгрызались в мягкую плоть, разрывая ее на части без особого труда, не обращая внимания ни на кости, ни на ошметки от рубахи. Не в силах более смотреть на происходящее, Талбот закрыл глаза и обратился к Богам.
«О, Боги, за что караете? Что я вам сделал? Я истинно верующий, и я не заслужил…»
Не закончив общения с Богами, Талбот услышал смрадный запах, а затем ощутил легкое прикосновение, словно кто-то невзначай коснулся его мизинца. Открыв глаза, он узрел жирную черную крысу, обнюхивающую его лицо. Холодная волна обдала его с головы до ног, а волосы на голове зашевелились, будто от легкого ветерка. Острые желтые зубы крысы, обагренные кровью младенца, были так близки, что ему стало не по себе. Желудок, точно ворчливый старик, заурчал, чем привлек внимание другой крысы. Обнюхивая руку свинопаса, она подняла морду, поводила усами и, цепляясь острыми коготками за его штанину, с легкостью вскочила на его непомерный живот, стянутый широким кожаным ремнем. Медленно, дюйм за дюймом, она подступала к его лицу, обнюхивая покрывшееся холодным потом тело старика. Подобравшись к подбородку свинопаса, она приподнялась на задние лапки и глянула на него черными глазками. Не осталась в стороне и первая крыса, уже было открывшая пасть, чтобы вцепиться в ухо свинопаса.
«Вот он, лик смерти», – мелькнуло в голове Талбота.
Сжав зубы, он одним рывком перевалился на бок, сбросив с себя крысу, а затем вскочил на ноги и бросился бежать. Крысы, упустившие добычу, пискнули и бросились в погоню, увлекая за собой прочих собратьев. И, только одна крыса, старая, костлявая, потрепанная временем и зубами собратьев, осталась у изглоданного до костей тела младенца.
– Демоны, демоны, сущие демоны…, – бурчал Талбот, то и дело, бросая взгляд на преследователей.
Перепрыгивая через кучи мусора, крысы лязгали зубами, внося ужас в душу преследуемого.
Что до Талбота, то от перенесенного потрясения он еще долго не мог оправиться. Загнав защитников в свинарник, он уселся на крыльцо и предался воспоминаниям двадцатилетней давности. Выгуливая свиней, он натолкнулся на старика с орущим младенцем на руках. Загнанный в угол, тот отчаянно отбивался от крыс, орудуя то палкой, то ногами. Но, силы были столь неравными, что конец старика и младенца был неизбежен. Бросившись на выручку, Талбот оказался более расторопным, нежели сегодня. Отогнав крыс, он сумел спасти младенца, успевшего потерять нос. Старик же оказался не столь везучим, ибо от полученных ран он изошелся кровью. Так, не имея ни жены, ни детей, Талбот обрел сына, дав ему имя Уизли. Сегодня ночью он мог обрести еще одного сына, но, видимо, Боги рассудили иначе.
ЮЖНЫЙ КРЕСТ
– Эля, эля хочу, – пробормотал старик, подняв голову над столом.
Обведя взглядом таверну, утопающую в полумраке, он уронил голову и уткнулся лицом в пустую миску.
Отставив кружку, дядюшка Блоссом обернулся и одарил старика хмурым взглядом. Впрочем, узнав в нем одного из постоянных клиентов, которых с каждым днем становилось все меньше и меньше,
он смягчился и бросил взгляд в сторону юного помощника, клевавшего
носом за прилавком.
– Эй, Джими, слышал, что господин сказал!? – крикнул дядюшка Блоссом.
Подскочив на месте, Джими захлопал глазами, огляделся и с некоей ленцой соскользнул со стула, будто испытывал терпение хозяина. Затянув веревку, которой подпоясывал не в меру просторную рубаху, он метнулся в подсобку и воротился с кружкой эля. Следом отворилась входная дверь и в таверну ворвалась ночная прохлада, а вместе с ней вошел мужчина в черном плаще.
– О, Боги, ты ли это!? – вскричал Блоссом, поднявшись со скамьи столь поспешно, что нижняя пуговица на его куртке зацепилась за край стола и оторвалась, закатившись под стол.
На пороге стоял высокий согбенный человек, вооруженный мечом. Низко опущенный капюшон скрывал верхнюю часть его лица, но, не усы и окладистую бороду, по которым хозяин таверны мог опознать их обладателя хоть среди тысячи людей.
– И тебе привет, Блоссом, – откликнулся Барнэби Аддерли, бывший лордом-казначеем и членом Королевского совета. – Или как там тебя кличут – дядюшка Блоссом?
Те немногие клиенты, что пребывали в таверне, при виде незнакомца замолкли. Могло показаться, что их распирает от любопытства, ибо одни, те, что были ближе к выходу, осматривали незнакомца с головы до ног, а другие, те, что сидели поодаль, вытягивали шеи в тщетном стремлении рассмотреть его лицо. Впрочем, вскоре таверна снова наполнилась голосами пьяных бродяг и сомнительных личностей, чей вид не внушал доверия.