Долина скорби

Алан Банкер

– Тетушка, ты это слышишь?

– Я тебя-то с трудом слышу, а что вокруг, и подавно, – проворчала тетушка Мэй, издав громкий зевок. – Ох, и зачем я тебя послушалась, сидела бы себе в борделе, чем не жизнь!

Узнав о кончине госпожи Делиз, они, как и прочие обитатели борделя, встали перед выбором – остаться и продолжать жить во грехе, или избрать иной путь жизни, свободный от греха. Обронив пару слов о своем благородном происхождении, Тармиса уговорила старуху покинуть родной город и составить ей компанию, дескать, благонравной

даме не место в доме грехов, и что она сумеет ей обеспечить достойную старость. Падкая на лесть, старуха перед такими словами не устояла, хотя и пребывала в больших сомнениях.

– Не ворчи, тетушка, ты лучше послушай.

Голоса, до того еле уловимые, стали ближе, а вместе с ними ближе стала и пелена, походившая на клубящийся туман.

– О, Боги! – воскликнула тетушка Мэй.

Узрев звезду в небе, она содрогнулась, словно перед ее очами предстало привидение: суровое морщинистое лицо старухи стало бледным, мало чем отличаясь от ее белого чепца.

– Слышишь? – спросила Тармиса, ощущая, как холод сводит ее скулы.

– Дыхание мертвецов, – прошептала тетушка Мэй, прижавшись к Тармисе плотнее.

Ухмыльнувшись, Тармиса остановила лошадь и посмотрела на старуху с укоризной во взгляде: она знала о пророчестве, но, как и многие прочие, в него не верила, полагая, что обступивший их холод не что иное, как предтеча близкой осени. На ее удивление туман, находившийся в сотне шагов от них, то же остановился, будто кто-то незримый управлял им. Голоса замолкли, но через мгновение другое снова наполнили округу, но это уже были не голоса воинов, молящих о смерти, а голоса воинов, рвущихся в бой. Помимо голосов и криков слышались стон и плач, выворачивающие душу наизнанку: точно острыми коготками они рвали ее на части, бросая клочки на грязную дорогу.

– Надо уходить с дороги, – сказала Тармиса.

Не дожидаясь ответа старухи, она взяла вправо и погнала лошадь к дубу, одиноко стоящему посреди поля. Туман же, подобно гончей, последовал за ними.

– Только бы не подвела, только бы не подвела, – пробурчала Тармиса, ощущая за спиной жестокий холод.

– А я говорила, что двум дамам не место на дороге, – проворчала старуха, не находя в себе мужества, чтобы обернуться.

– Двум дамам не место в доме греха!

– Оно может и так, но там тебе и кусок хлеба, и тарелка супа!

– Ну-ну, и шлюхи задницами виляют!

– Такова жизнь, Тармиса.

– Жизнь не жизнь, не тебе мне о том говорить!

– От чего же?

– От того, что ты не видела себя…

Не успев договорить, Тармиса охнула и вместе со старухой перелетела через голову лошади. Остановившись, как вкопанная, лошадь взбрыкнула, огласила округу ржанием и умчалась прочь. Последнее, что Тармиса услышала перед тем, как лишиться чувств, так это прерывистое дыхание тетушки Мэй и шелест в высокой траве.

БРАТЬЯ САВЬЕР

– Анри,

у тебя есть что пожрать? – спросил Арьен, вслушиваясь в пение цикад.

– Я уже отвечал, – ответил Анри, у которого зуб на зуб не попадал.

Озноб, бивший мелкой дробью, не давал ему покоя последние полчаса.

– Холодно?

– А по мне не видно?

– У тебя, брат, холодная кровь, вот ты и мерзнешь, – глубокомысленно заметил Арьен.

– Зато у тебя горячая кровь!

– Я, брат, не мог поступить иначе. Та рыжеволосая шлюха оказалась уж больно дерзкой, вот я ее и наказал.

– А зачем других-то порезал?

– Ну, как же, брат, сам знаешь, никаких свидетелей! Так у тебя есть что пожрать?

Покинув в спешке бордель госпожи Делиз, Анри позабыл захватить провизию, о которой вспомнил только в дороге. Не сопутствовала им удача и на самом тракте, на котором им встречались то караваны, то паломники, бредущие к Храму Хептосида, и ни одного одинокого путника.

– У меня ничего нет.

– Плохо, брат, очень плохо. У меня чувство, что живот к спине прилип.

Будто в подтверждение его слов, нутро Арьена заурчало, уподобившись недовольному коту.

– Эх, братец-братец, – сказал Анри, остановив коня. – Тебе бы хорошо поддать, чтобы раз и навсегда выбить из твоей башки всю дурь.

– Что, снова ударишь? – съязвил Арьен. – А может того, ножом по глотке и концы в воду?

Вытащив нож из-за пояса, он протянул его брату, затаив в уголках рта злобную ухмылку

– Дурак, – бросил Анри и сплюнул на дорогу.

– Ага, кишка тонка!? – усмехнулся Арьен, скорчив презрительную гримасу.

Соскочив с коня, он уселся на дорогу и пару раз ковырнул ножом, попытавшись выкорчевать известь между плитами. Впрочем, из этой затеи ничего не вышло: Королевский тракт казался прочным и незыблемым, как Срединное королевство, существующее вот уже тысячу лет со дня основания дома Бланчестеров.

– Ты что, умом тронулся?

– Устал я, сил больше нет смотреть на эту дорогу!

– А я, стало быть, не устал?

– А с чего тебе уставать-то, брат?

– Как же, братец, а не я ли за тобой везде прибираю!?

– Скажи еще, что подтираешь за мной! – ухмыльнулся Арьен.

– Ах, вон ты как заговорил, – сказал Анри, вытаскивая ногу из стремени.

– Ты это слышишь? – обеспокоился Арьен.

– Ты чего?

– Да я ничего, ты просто слушай!

– Ничего я не слышу.

– Как же не слышишь, а тишину!?

Точно сговорившись, цикады перестали голосить, а следом послышались голоса, тихие, еле уловимые на слух. Вперемежку с голосами слышались стон и плач, не то детский, не то женский. Вместе с голосами с юга наступал плотный туман, а холод стал невыносимым – колючим и жестоким, как сталь хирамского клинка, перед которым не могла устоять ни одна броня.