Должница
Шрифт:
Я ела еду, приготовленную поваром, лежала на постели, застеленной его персоналом, и надеялась заснуть этой ночью одна. Я надеялась, что Руднев забудет обо мне.
Но он не забыл. И поздней ночью он вошел в спальню. Я тотчас же закрыла глаза, но зверя обмануть оказалось не так просто.
– Не спишь, - раздался его холодный голос.
Я не спала. Я не спала, поэтому чувствовала его поцелуи – на шее, на губах и бедрах. Не спала, позволяя стягивать с себя одежду – я в его доме. У меня нет выбора. Каждый вдох, который вырывался из моей груди, был вызван
Мне кажется, этой ночью я потеряла себя. И я совсем не понимала, где реальность, а где вымысел и жестокий сон.
Я собрала себя по кусочкам лишь утром. Почти тогда же он и позволил мне уснуть. Я оделась, собрала сумку и отправилась на выход, не желая видеть того, кто разрушил мою жизнь. Мою любовь. Мои отношения.
– Ты куда-то собралась, Аля? – голос с лестницы.
Чувство дежавю охватило меня. Я развернулась в гостиной и сжала кулаки от негодования. Руднев спускался вниз.
– Немедленно верните меня домой! И выпустите меня из своей золотой клетки!
– Кто твои родители, Аля?
Едва не поперхнувшись от его вопроса, я прищурилась и скрестила руки на груди.
Неужели этим он занимался вчера весь вечер в своем кабинете?
– Какое вам дело?
– Отвечай мне. Братья, сестры есть? Были? Что ты знаешь о своем детстве, кроме детского дома?
Застываю изваянием перед его фигурой. Он тронул то, что я так сильно хотела забыть. О чем я бы предпочла больше не вспоминать. Детский дом – это место, где живут злые дети. Я никогда не пожелаю своему ребенку познать эту участь, именно поэтому я не позволю Рудневу отобрать у меня ребенка.
Я приложу все усилия, чтобы не отдавать мою родную кровь его брату. Кто знает, какой он – его брат? Может быть, он намного хуже самого Руднева?
– Братьев и сестер нет. Папа погиб в авиакатастрофе, когда мне было пятнадцать лет.
– Мать? – допрашивал он.
– Зачем вам все это?!
На глаза наворачиваются слезы. Я была совсем маленькой, когда самолет, в котором летел мой отец, разбился. Я о многом не успела его спросить элементарно потому, что была еще слишком маленькой и совсем не интересовалась своими корнями.
– Мать, Аля. Кто она? Где она? Как погиб твой отец? – безжалостно повторяет он болезненные вопросы.
Кусаю губы, чтобы сдержать эмоции. Он не отступит. Ему все равно на боль чужих людей.
– Я никогда не знала свою мать. У меня нет ни братьев, ни сестер. А мой папа погиб при перелете из Швейцарии шесть лет назад. Это все?! Я могу быть свободна от вашего допроса?! – с ненавистью спрашиваю я, - или вы недостаточно погубили мою жизнь?!
Не сразу замечаю, как лицо Руднева преображается. Оно вытягивается в сомнении, а его глаза недоверчиво смотрят на меня.
– Ты сказала… из Швейцарии?
– Именно так я сказала, - холодно отвечаю я.
А через несколько секунд я недоверчиво переспрашиваю:
–
Взгляд, которым меня одаривает Руднев, совсем мне не нравится. И его молчание. И его мысли.
– Все три года я не переставал искать свою жену. И много раз я летал в Швейцарию, чтобы еще раз побывать в ее родном доме и найти какие-нибудь зацепки. Вика росла в Швейцарии, там же живет ее мать.
– И что вы хотите этим сказать? Когда вы прекратите сравнивать меня со своей женой? Неужели я стала именно той зацепкой?! – жестко усмехаюсь.
– Сравнивать тут не нужно. Ваша схожесть на лицо.
С этими словами Руднев кивает в сторону камина в гостиной, где мы находились. Я поворачиваюсь и вижу перед собой большие фотографии, на которых изображена… я.
Нервно усмехаюсь, подходя ближе.
– Я бы поверила в ваши россказни, если бы так сильно не ненавидела вас. Во-вторых, мой отец уж точно бы нашел время за пятнадцать лет, чтобы рассказать о живой матери и живой сестре. И в-третьих, будь моя мама жива, она бы не оставила меня. Никогда.
– Ты очень наивна, Аля.
– Нет! Нет!
Резко поворачиваюсь, с грохотом ставя ненавистную мне фотографию в рамке.
– Это вы слишком ненормальны со своей любовью к этой женщине! А моя мать никогда бы не позволила мне расти в детском доме!
Его глаза опасно прищуриваются.
– Не суди всех по себе, девочка. Ты не знаешь свою мать.
– Спешу огорчить, но и вы ее тоже не знаете. Она мертва. Так мне сказал отец. А вы просто больны этой женщиной, - хватаю фотографию вновь, тыкая в нее пальцем, - вам нужно в психушку, если только по причине нашей схожести вы заставили меня забеременеть от вас!
– Уходи.
– Что? – замираю с фотографией в руках.
– Для твоего же блага – уходи. Сейчас же.
В голосе – лед и нетерпимость.
Смелость и дерзость покинули мое тело так же внезапно, как и пришли. Мои ноги ослабевают, едва удерживая остальное тело. Тяжелый взгляд Руднева напоминает мне первую ночь, где он обливал меня своей ненавистью.
Ступая на ватных ногах, я резко торможу возле его мрачной фигуры. Передо мной появляется его широкая рука. Стоп.
– И как я только мог подумать, что между моей женой и тобой – есть родство? Ты просто глупая девчонка, которая не умеет держать язык за зубами. С гордостью в довесок, у тебя получается вывести меня из себя за считанные секунды. Если бы Вика хоть немного была похожа на тебя, то я бы не прожил с ней и дня.
Его водитель отвез меня домой. Я плакала то ли от счастья, то ли от страха того, что Руднев может передумать и приказать водителю развернуться, а затем повторить сегодняшнюю ночь.
Этим утром я с чего-то решила, что теперь Руднев не захочет иметь со мной ничего общего. Я посчитала, что он отпустил меня. Пока я не узнала, что беременна и не попыталась это скрыть.
Маленькая наивная девочка Аля.
Глава 9.