Дом для демиурга Том 2: Реальность сердца
Шрифт:
В обитель его привез Фиор, только по надобности - хоть Араон и был самозванцем по факту, все же он считался коронованным королем Собраны и должен был подписать публичное отречение. Встречи с Элграсом бывший король боялся пуще смерти - боялся до судорог, до холодного пота по спине, но именно потому и поехал, не споря со старшим и ни единым жестом не выдав страха. Хотелось лишь одного: чтобы все скорее закончилось.
Элграс же, увидав идущего перед Фиором самозванца, хулигански присвистнул, упер руки в бока и ехиднейшим голосом заявил:
– О! Наше величество пожаловало! Иди сюда, величество, уши
Вместо обещанного отрывания ушей брат за плечи притянул Араона к себе, положил тяжелую руку на затылок и заставил опустить голову, прижаться щекой к грубой серой ткани, а потом шепнул на ухо: "Ничего не бойся...". Бывший король тут бы и свалился - но некуда было, братское объятие оказалось крепким.
Потом была чехарда двух подряд обрядов - отречения и коронации, множество чужих людей и редкие пятна знакомых лиц в толпе; этих Араон пугался сильнее, чем незнакомцев. Ненавидящий взгляд церемониймейстера, господина Кертора, обжигал сильнее горящей смолы; другие, знакомые лишь по коронации и недолгому пребыванию в доме Фиора - темноволосый племянник герцога Гоэллона и очень похожий на него спутник Реми Алларэ; здоровяк-алларец; пара эллонцев - тоже казались чужими, опасными, выжидающими возможности для удара. И только рядом с Элграсом это наваждение отпускало, казалось лишь мороком, воплощением угрызений совести...
Брат отказался покидать Тиаринскую обитель; Араон лишь позже узнал, в чем причина. Бывшего короля разместили в соседней келье, хотя к обители был пристроен постоялый двор, позволявший принимать самых важных гостей - но Элграс сам остался в монастыре, и велел Араону оставаться там же.
Первые дни Араона никто не беспокоил. В бедно обставленной келье все время царил полумрак - ставни были закрыты, а больше одной свечи зараз послушникам не полагалось. Тишина, словно в склепе, перебиваемая только грозами за окном, да шагами неприметных монахов в серых рясах, приносивших Араону еду и питье. Юноша был за это благодарен - он хотел только спать; просыпаясь, находил обед или ужин, скромный, но сытный и вкусный, ел, запивал травяным настоем и вновь ложился спать. Ему было все время холодно, но просить монахов о теплом одеяле не хотелось; как-то проснувшись, Араон обнаружил, что ему тепло, и что он укрыт тяжелым плащом с меховой подбивкой, должно быть, принадлежавшим самому архиепископу.
Брат сидел на табурете рядом, болтал ногами и улыбался.
– Выспался, медведище?
– спросил он.
– Или ты береза? А весной почки на тебе не появятся часом?
Араон только кивнул, стесняясь заботы и радуясь ей одновременно. После сна голова была тяжелой и пустой, ни страхов, ни связных мыслей в ней не осталось.
– Вот и хорошо, - Элграс подошел к столу, взял пирожок, откусил.
– О, с капустой, мои любимые!
Следующий пирожок шлепнулся перед носом Араона.
– Жуй и рассказывай, - приказал король.
– Все и сначала.
Рассказ сначала получился путаным и невнятным; юноша боялся сказать что-то такое, в чем проявилась бы давняя - и самому теперь удивительная - обида на Элграса, отца, герцогов Гоэллона и Алларэ. Постепенно он все же разговорился, сумел, как ему казалось, объяснить, в чем было дело.
Элграс слушал со странным выражением лица. Он порой касался золотого обруча, едва заметного
– М-да-ааа... Какие у нас добрые родственники!
Араон удивился - он не понял, о ком говорит Элграс, и почему настолько разочарованным голосом. Спрашивать было неловко, а потом король улыбнулся и махнул рукой, одним простым жестом сметая и все сказанное, и все сделанное обоими за последний год.
– С делами твоими потом разберемся. Спасибо, что все честно рассказал. Никого не бойся. Если кто-то откроет рот - я ему сам его закрою. А ты... будешь с моим наставником разговаривать. Ему тоже врать бесполезно, даже не пробуй. И отдыхай пока.
Наставника бывший король увидел на следующий день. Высокий бледный монах с прямыми светлыми волосами поначалу показался таким же суровым и равнодушным, как прочие члены ордена. Но вместо свитков с поучениями или устных нотаций он предложил Араону сыграть в кости. Юноша опешил, глядя на стаканчик и костяные кубики.
– Вам разве можно?..
– Почему нет?
– улыбнулся светловолосый верзила, усаживаясь на табурет.
– Мы же будем играть не на деньги. Согласны?
– Да...
Игра перемежалась беседой - о всяких пустяках, и больше говорил брат Жан. Он рассказывал о своих родственниках, о штормах Северного моря и шумных портах Убли и Лите, о поездке в Брулен и дороге обратно. Араону поначалу казалось, что ему нечего сказать - чего не коснись, все было стыдным, мерзким, грязным. Пришедший к юноше монах не понял бы; слишком светлым и чистым он казался, со своими мягкими сдержанными манерами, спокойным голосом и прозрачным ясным взглядом... разве такой человек мог понять, как Араон ухитрился запутаться в самой липкой и грязной паутине на свете?
– Я хочу исповедоваться, - вместо очередного броска Араон сжал кости в кулаке.
– Здесь, в обители?
– спросил брат Жан.
– Да.
– Вы должны будете подготовиться к исповеди.
Араон передернулся, вспоминая, что эти слова означали у епископа Лонгина - пост, молитвы, нравоучительные беседы, необходимость просить прощения у всех, даже у тех, у кого не хотелось, и непонятно было, зачем. Движение, которое он попытался спрятать, притворившись, что замерз, не укрылось от брата Жана. Тот удивленно приподнял бровь.
– Вас это тревожит? Отчего?
Юноша прикусил губу, не зная, как объяснить; он уже жалел, что затеял этот разговор, но собеседник оказался настойчив. Прищуренные светлые глаза внимательно следили за лицом Араона. Взгляд, от которого хотелось прикрыться ладонью - слишком острый, слишком глубоко проникающий.
– Предполагаю, что ваш прежний духовник не сумел объяснить вам нужности подготовки, - Араон молча кивнул и брат Жан продолжил.
– Исповедь - не суд, куда приходят, чтобы защитить себя от обвинений и выслушать оправдательный приговор. Это разговор лицом к лицу с Сотворившими, и начинаете его вы. Они-то и так знают все, в чем вы грешны, но ждут, пока вы это осознаете и будете готовы просить прощения, просить искренне и по доброй воле. Здесь нужны и смелость, и искренность, и сосредоточенность. Поэтому и нужно подготовиться к этому разговору - как ко всякому трудному делу.