Дом для изгоев

РавиШанкаР

Дядюшка Матэ ехидно улыбнулся:

– Нет там ни чудищ, ни вампиров. Лет десять назад я там бывал – скалы, как скалы. Потом уже выяснил, что там когда-то скрывался колдун с мощным даром иллюзора. Вот он всех от своего убежища и отвадил. Такие, видать, качественные иллюзии ставил, что народ туда до сих пор соваться боится. А колдун тот помер давно, да… Нашёл я его могилку, помянул, как положено. До утра с ним беседовали, да…

– С кем беседовали? – не понял я.

– Да с колдуном же, - невозмутимо отозвался дядюшка Матэ. – Весёлый был человек, с выдумкой. Имраном звали.

– Так он же… умер… - продолжал тупить я. – Дядюшка Матэ, ты что, некромант?

Старый мельник расхохотался так, что тогрух прянул

ушами и прибавил ходу, а Кэп, дремавший на бортике повозки, свалился с оного и мысленно высказал всё, что думает о бессовестных людях, вздумавших будить таким варварским способом бедную птицу Равновесия. Что скажешь… Словарный запас у него богатый.

Отсмеявшись и успокоив Кэпа кусочком пирога с мясом, дядюшка Матэ заявил:

– Да нет, колдун тот и вправду помер. Только вот был он человек весёлый и с выдумкой. Так что часть своей личности он вложил в зачарованный камень, который попросил положить с собой в могилу. И теперь с его иллюзией вполне можно побеседовать. И даже совет получить.

И старый мельник выразительно покосился на сидящего рядом с Шером Шоусси. Шер, добрая душа, пытался научить Шоусси детской игре в три камушка и, кстати, не безуспешно. Камушки Шоусси ловил здорово, и даже вроде бы получал удовольствие от игры. И Шера он больше не дичился, так же, как и меня. К дядюшке Матэ, правда, относился с некоторой настороженностью, но тоже без враждебности.

И тут до меня дошло:

– А этот самый Имран был не только иллюзор, но и менталист?

– Именно что, - ответил дядюшка Матэ. – С ним даже Нойоты связываться не рисковали. Может и присоветует, что с пареньком делать. Не дело это, когда человек себя не помнит. Не дело.

Я только кивнул в ответ. Но потом спросил:

– А кто же похоронил Имрана? Он что, не один скрывался?

– Не один, - кивнул дядюшка Матэ. – Были у него ученики – брат и сестра. Хоман и Решия, сироты. Родители их погибли, а опекуном стал дальний родственник. Только вот, когда у них странности стали проявляться, он надумал на них Нойотам донести – имущество-то от родителей сиротам досталось немалое… Брат и сестра бежали, так с Имраном и встретились. Они его и похоронили, а куда потом ушли – то ему неведомо. Только больше они в Зыбунах не появлялись. Очень Имран расстраивался, что о судьбе их ничего не знает.

– М-да, - вздохнул я, - грустная история. Значит, едем в Зыбуны. Соскучился, небось, Имран без компании за столько-то лет…

Дядюшка Матэ расхохотался и хлопнул меня по плечу. А я подумал, что мой бывший земляк – очень хороший человек. Как бы он ни ворчал на меня за несвоевременное приобретение, но о Шоусси решил позаботиться. Только вот перенесёт ли Шоусси то, что с ним произошло, когда вспомнит всё? Если вспомнит…

***

Зыбуны выросли перед нами неожиданно, когда дорога резко свернула в сторону от небольших деревенек тюхов, рассыпанных, словно горох из дырявого мешка вдоль проезжего тракта. Деревеньки эти принадлежали разным владельцам и окружены были разделёнными на пёстрые полоски полями и небольшими садиками. И выглядели эти деревушки похуже, чем Большие Сады. Как говорится – труба пониже, дым пожиже. И домики не такие опрятные и ухоженные, и жители какие-то зашуганные, настороженные, не желающие общаться с проезжими, непрерывно хлопочущие по хозяйству, практически не разгибаясь. Даже дети здесь смотрели угрюмо, исподлобья, явно не ожидая от окружающей действительности ничего хорошего. Да и одежда у них была какой-то серой, поношенной и заплатанной, хоть и чистой. А в паре деревенек я заметил на шеях у жителей ременные ошейники с подвешенными к ним медными бляхами, на которых что-то было нацарапано. Женщины же вообще представляли жуткий контраст с языкастыми нарядными селянками Больших Садов – все, как одна, в длинных, до пят, балахонистых серых или коричневых платьях без всяких украшений

и чёрных головных платках, намотанных так, что разглядеть можно было только одни глаза и нос. Передвигались они, опустив голову, мелкими семенящими шажками, а когда Шер попытался спросить что-то у одной из таких селянок, женщина шарахнулась от него, словно от зачумлённого, и мгновенно исчезла в проулке.

– Ты на них не серчай, - грустно сказал дядюшка Матэ. – Жизнь у них не сладкая. Они считай что рабы. Любой знатный может над тюхом поиздеваться всласть. Если потом хозяину за убытки заплатит. А уж с женщинами… Если попадётся молодая да симпатичная – могут и… Сам понимаешь. Вот они и прячут лица. Боятся. Хозяин-то может и заступиться, а может просто деньги за убыток взять, а женщину наказать – мол, сама виновата…

– Ужас, - отозвался я. – И как они всё это терпят?

– А не терпят, - ответил грустно дядюшка Матэ. – Тюхи каждый год бунтуют – то тут, то там… Только вот бунты их одним заканчиваются – кровью. Войско против них посылают – и вся недолга. Кого убьют, кого запорют до полусмерти, кого в рабы продадут… Но они всё равно бунтовать продолжают.

– И я вполне понимаю почему, - проворчал я. – Разве можно так к живым людям относиться?

– Благородные считают, что можно и даже нужно, - ответил дядюшка Матэ. – Потому как быдло должно знать своё место. Только я вот помню, что в просвещённой Франции случилось… Ещё до Бонапартия… Там благородные кровью захлебнулись, и здесь на пороховой бочке сидят, да ещё и с фитилём играются.

Я снова кивнул. Про Великую Французскую буржуазную революцию я тоже помнил. И от души желал тюхам удачи.

Вот за таким разговорами мы и добрались до того поворота, за которым нам открылись Зыбуны.

Вид у этих скал был очень даже мрачный и неприветливый, неудивительно, что новая дорога делала петлю и уходила от Зыбунов подальше. А вот старая, поросшая травой, с почти исчезнувшими колеями, вела прямо к скалам.

– Едем? – лукаво усмехнулся дядюшка Матэ.

– Едем, - согласился я.

========== Глава 16. Зыбуны ==========

Старая, поросшая травой, с почти исчезнувшими колеями, дорога вела прямо к скалам.

– Едем? – лукаво усмехнулся дядюшка Матэ.

– Едем, - согласился я.

И мы поехали. С каждым поворотом колёс скалы медленно подрастали, пока, наконец, не стали громадными, заслонив горизонт. Пейзаж был мрачноватый и какой-то инопланетный, и я невольно подумал о колдуне и его учениках – брате и сестре, вынужденных скрываться в этом месте долгие годы. Как они жили, о чём разговаривали долгими тёмными вечерами, о чём мечтали? Может быть, Хоману и Решии так надоела здешняя обстановка и необходимость скрываться от всех, что смерть учителя была для них своего рода освобождением и они ушли в большой мир с надеждой найти там своё место? Может быть, им это удалось. А, может быть, они так и остались изгоями и попали в лапы Нойотам… Нет, такого я для них не хочу, пусть у них всё сложилось хорошо… Пусть…

Повозка медленно катилась по дороге между скал, ставшей совсем узкой. Тишина стояла такая, что это невольно действовало на нервы. Только редкие крики больших птиц, планирующих над скалами, нарушали эту тишину, от которой невольно становилось не по себе.

Дядюшка Матэ молча правил тогрухом, Шер и Шоусси притихли, как-то боязливо озираясь по сторонам. Я тоже огляделся, но никакой опасности не приметил. Однако и мне было… как-то неприятно.

– Взбодритесь, ребята, - сказал дядюшка Матэ. – Нет здесь никакой опасности. Это остаточное колдовство иллюзора так действует. Силён он был, ничего не скажешь. Ничего, доедем до его могилы, познакомитесь с ним… Вам полегче будет.