Дом Дверей: Второй визит
Шрифт:
— Значит, ты закончил? — повторил Гыс У Кальк. — Отлично, а теперь и я кое-что скажу. Во-первых, отчего ты не можешь связаться со мной: все сенсорное оборудование, включая все средства связи, за исключением этого, в настоящее время задействованы в усилении нашей способности дальнего сканирования. А это стало необходимым с той поры, как мы заметили подлетающие суда; то есть, проще говоря, корабли фонов в гиперпространстве, приближающиеся сюда.
— Фонов? — Сит ощутил нечто такое, что человек описал бы как первый слабый намек на надвигающуюся проблему. — Но какие у них здесь дела?
— Думается,
— Что? Ну, конечно же, управляю! О чем ты говоришь?
— Я говорю, — и теперь тон Гыса У Калька сделался предельно холодным, — что когда ты вновь активизировал синтезатор или позволил его активизировать, тот начал отправлять сигналы. Он связался с фонами, и те сочли нужным ответить лично! Я говорю — им, вероятно, известно, что это ты — Сит, которого они оставили в изоляции, заточив на холодной, мертвой луне, управляешь их синтезатором. И если сложность сигналов, поступающих от компьютера твоего синтезатора и к нему, может служить мерилом носимой ими, информации, то фонам известно не только обо всем, что ты сделал... но и обо всем, что пытаемся сделать мы!
— Но... они же никогда раньше не вмешивались в дела ггудднов!
— Верно, и все же они летят сюда.
— Они покинули этот мир, сочтя его обитателей... достойным видом! Ха!
— Похоже, они сочли этот мир даже достойным их вмешательства, — заметил Кальк. — Упомянутые тобой неисправности: ты уверен, что это всего лишь неполадки? Не так давно, Сит, ты был фоном. Так вот, скажи тогда: сколько именно принципов синтезатора ты нарушил?
— Его «принципов»? — воскликнул Сит. — Фонских принципов? Я же теперь ггуддн! А синтезатор — это всего лишь машина, инструмент!
— Инструмент, который ты применял не правильно. Машина, программу которой ты пытался модифицировать и которая явно возражала против твоего вмешательства.
И Сит, наконец, ударился в панику:
— Гыс У Кальк — ты должен вытащить меня отсюда!
Но в ответ последовало долгое напряженное молчание, прежде чем Кальк отозвался:
— Не думаю, — возразил он.
— Что? — Сит не мог поверить в то, что сейчас услышал. — Но я не могу трансматироваться сам. И я ранен, и...
— Как тебя ранили? — перебил его Кальк.
— Оружием. Одно из этих животных...
— Этих... «неандертальцев»? — Сарказм со стороны Верховного ггуддна! А предстояло нечто, куда большее, чем сарказм. — Сит, из-за тебя под угрозой наши планы.
Из-за твоей мелочной мести мы можем оказаться втянутыми в конфликт с фонами. Ты был недостойным фоном и показал себя недостойным ггуддном. Помнится, я однажды угрожал тебе определенной камерой хранения, которую я могу охладить до полуградуса от абсолютного нуля. Поверь мне, если бы мне понадобилось трансматировать тебя оттуда прямо сейчас, то тебя могла бы ожидать судьба куда худшая, чем камера хранения! Но я этого делать не стану. Ты сам поймал себя в ловушку в своем синтезаторе. Оставайся там, продолжай мстить и заботься о себе сам... а нам, похоже, придется позаботиться о себе, когда прибудут фоны.
— Неужели вы меня бросите? — Сит все еще не мог в это поверить.
— Лучше
— Вон он! Так и пылает! — устало произнес Тарнболл, когда поднялся на гребень последнего скального отрога и посмотрел вниз на усыпанную щебнем низину.
И когда к спецагенту присоединились Джилл и остальные, он и правда так и пылал — огромный кристалл, с граней которого соскальзывали последние лучи солнечного света.
Солнце, правда, еще не совсем скрылось, но окружающие скалы загораживали его свет, когда оно по кривой сползало к горизонту. И стоя там, на острых краях отрога, высвеченные силуэтами, словно семеро страшил, Спенсер Джилл и его спутники смотрели на этот огромный кристалл, сердце и душу Дома Дверей. Если у того была душа.
Он стоял, вкрапленный в рваный камень и окруженный щебнем в тенях низины, между двух одинаковых отрогов. И несмотря на то, что выглядел он точно таким же, как и в прошлый раз, кристалл все же был явно инопланетным, такой странной вещью, что притягивал к себе взгляды, как магнит: стоило хоть мельком посмотреть на него, и уже трудно было оторвать взгляд.
Теперь, когда на него не падали солнечные лучи, кристалл приобрел тусклый синевато-серый окрас, многогранный гигантский самоцвет с сердцевиной из булыжника. Кристалл мог бы показаться выросшим здесь, да только выглядел он куда совершеннее, чем его создала бы Природа. Это был сверхъестественный кристалл в сверхъестественном мире. Грани вокруг его периметра представляли собой ряд прямоугольников, а в центре каждого находилась обсидиановая дверь. И даже издали спутники различали гротескные дверные молотки, сделанные в виде горгулий с кольцами в носах. Они крепились к выложенной кварцем мозаике в виде черепов, которая крепилась к верхней части в остальном ничем не примечательных обсидиановых плит.
Зрелище было прекрасным в своей простоте, но безобразным в скрытом смысле цели существования Дома Дверей. Словно предупреждающие иероглифы на гробнице какого-то фараона, украшения в виде черепов и горгулий так и кричали: «Не подходи! Назад! Не трожь!»
«Или, наверное, — подумал Джилл, как и в прошлый раз, — оставь надежду всяк, сюда входящий».
Джордж нес Фреда Стэннерсли. Опуская как можно осторожнее лишенного сознания пилота на плоский участок поверхности, он взмолился, тяжело дыша:
— Господи, дайте мне хоть минутку передохнуть!
Джилл посмотрел на него и сказал:
— Остаток пути мы можем спустить его по склону своим ходом, как на салазках. Эта каменная осыпь и земля не повредят ему. — И он обратился к спецагенту:
— А насколько сильно ты, собственно, его ударил-то? Я имею в виду, сколько он, вероятно, пробудет в отключке?
Тарнболл пожал плечами, хотя и не беззаботно:
— Как, по-твоему, если бы ты прямо сейчас взял, да и заснул, то, сколько проспал бы? — ответил он вопросом на вопрос. — Всю ночь? Уж насчет себя-то я чертовски уверен! По меньшей мере, девять-десять часов. Так что, по идее, это должно относиться и к Фреду Стэннерсли — и еще как!