Дом Инкаламу (сборник)
Шрифт:
— С детьми Сэма?
Но тут заговорил Серетти, обращаясь к Эдгару Ксиксо:
— Действительно ужасная история. Бог ты мой! Видимо, вам из этого дела не выпутаться, как ни старайтесь. Бог ты мой!
И Эдгар Ксиксо усиленно закивал в ответ. Так что Джейсон продолжил негромко, чтобы слышно было одной только Фрэнсис:
— Наверно, они у кого-нибудь из родни. У него сестра в Блумфонтейне.
На десерт были свежие манго со сливками — фирменное блюдо хозяйки дома.
— Манго а-ля Фрэнсис, — сказал американец. — Это одно из моих африканских открытий, которое я буду рекламировать.
Но Джейсон Мадела заявил, что у него манго вызывает аллергию,
И хотя Серетти не имел отношения ни к какому фонду, он вежливо поинтересовался:
— Фрэнсис, вы вообще-то знакомы с этой пьесой? Я хочу сказать, — тут он вновь повернулся к молодому журналисту, чье круглое лицо под влиянием выпитого стало более простым и открытым, — настолько ли она готова, чтобы можно было ее кому-нибудь дать прочесть?
Неожиданно для себя Фрэнсис ободряюще улыбнулась:
— Да, я видела первоначальный набросок; он потом над ним основательно поработал, верно ведь, Спаде?.. И даже, кажется, состоялось чтение?..
— Я вам ее непременно принесу, — объявил Бутелези и записал название гостиницы, где остановился Серетти.
Они вновь перешли на веранду — пить кофе с коньяком. Было уже около четырех, когда гости поднялись и стали прощаться. Серетти просто сиял.
— Джейсон Мадела обещал подбросить меня в город, так что не утруждайте себя, Фрэнсис. Я говорю ему: американцам трудно будет поверить, что мне довелось побывать здесь, у вас, на таком вот ленче. До того было приятно, по-настоящему приятно. Мы все чудесно провели время. Джейсон говорит, несколько лет назад такие встречи были делом обычным, но теперь мало кто из белых отважится пригласить африканцев и мало кто из африканцев отважится принять приглашение. Я получил истинное удовольствие… Надеюсь, мы вам не очень надоели — так засиделись… Мне исключительно повезло.
Фрэнсис проводила их до садовой калитки — все оживленно болтали, смеялись; последние реплики и слова прощания донеслись до нее уже из-за деревьев, которыми была обсажена улица белого предместья, где она жила.
Когда она вернулась, опустевшая веранда еще полнилась гулом голосов, словно башня после того, как отзвучит бой курантов. Кто-то оставил полупустую пачку сигарет, а кто же это наломал спичек и построил из них шалашики? Фрэнсис вынесла поднос на кухню и тут заметила записку — пять слов на обороте счета, снятого с металлического шпенька: «Надеюсь, вы славно провели время»
Подписи нет. Написано шариковой ручкой, свисающей на ниточке с кухонной стены. Но она знала, от кого это: видение из прошлого побывало здесь и снова исчезло.
Помещение для слуг — Амоса и Бетти — находилось в глубине двора
Должно быть, в послеполуденной тишине он услыхал голоса, а может, просто увидел возле дома машины и ушел. Интересно, понял он, кто у нее здесь собрался? И почему ушел — чтобы не подвергать ее опасности? Хотя Фрэнсис, разумеется, никогда с ним об этом не говорила, он, вероятно, знал: степень риска, который она позволяет себе, строго дозирована, очень строго. Скрыть это от такого человека, как он,было просто немыслимо. Тут ей представилась усмешка, которую вызвал у него подбор гостей: Джейсон Мадела, Эдгар Ксиксо и Спаде Бутелези — да, да, и Спаде Бутелези. Но, может быть, она ошибается, может, ему и самому хотелось к ним присоединиться, и вовсе не было у него той укоризны, того презрения, которые почудились ей в выражении его лица, во всем его облике, когда он предстал перед ее мысленным взором. «НАДЕЮСЬ, ВЫ СЛАВНО ПРОВЕЛИ ВРЕМЯ»…
Возможно, он только это и имел в виду.
Фрэнсис Тейвер знала, что Роберт Серетти скоро уезжает, но когда именно, ей известно не было. Каждый день она говорила себе: «Надо бы позвонить ему, сказать до свидания».
Но она ведь уже попрощалась с ним — в тот день после ленча. Просто позвонить, сказать: «До свидания»… В пятницу утром, когда она уже была совершенно уверена в том, что не застанет его, Фрэнсис позвонила в гостиницу, и оказалось — он еще здесь. В трубке послышался осторожный, негромкий голос американца. Сперва она смешалась. Он говорил, что так рад ее слышать, а она все повторяла:
— Я думала, вы уже уехали… Наконец она решилась:
— Мне хотелось вам только сказать — ну, по поводу ленча. Чтобы вы не обманывались насчет тех людей…
Он вставил:
— Фрэнсис, я так вам обязан, право же, вы были великолепны.
— …про них не скажешь, что они «липа», нет, в том-то и дело, что они вполне реальные, вы меня поняли?
— О, этот ваш друг, ну, такой рослый, красивый, он — чудо. Знаете, в субботу вечером мы с ним ездили… — Серетти явно гордился приключением, но не хотел употреблять в телефонном разговоре слово «шибин» [10] .
10
Кабачки для африканцев, существующие без разрешения властей.
— Нужно, чтобы вы поняли, — настаивала она. — Потому что коррупция, разложение — вещь реальная. Даже эти люди — они смогли стать тем, что они есть, именно потому, что обстоятельства сложились так, как у нас сейчас. «Липовые» они в том смысле, что порождены нынешней конъюнктурой… А она разлагает людей, и вот это уже — очень реально. Мы все — ее порождение.
Возможно, в телефонном разговоре ему было трудно следить за ходом ее мысли, и потому он ухватился за подвернувшееся словцо:
— Да-да, тот самый, который «конъюнктура», — ему удалось протащить меня в такое веселое местечко, такое веселое!
Но Фрэнсис повторила:
— Я хочу только, чтобы вы не обманывались…
Настойчивость и тревога в ее голосе заставили его смолкнуть, ему тоже стало не по себе, хоть он и не мог понять, о чем идет речь.
— …насчет нас всех, — закончила она.
До него дошло только одно: что-то не так, причем что-то запутанное и сложное, но он знал, что скоро уедет отсюда и уже не успеет во всем этом разобраться, да и вообще, чтобы разобраться, нужно, наверное, здесь родиться и прожить всю жизнь. И потому она услыхала в ответ лишь успокаивающие слова: