Дом на горе
Шрифт:
– Правление собирать будешь? – понимающе спросил Костя.
– Нет, правление у нас завтра. Но поговорить с людьми нужно. Ты бы оповестил, Костя. – И Сергей назвал колхозников, с которыми ему хотелось посоветоваться.
Костя выскочил на улицу и быстро обежал дома колхозников.
Вскоре в избе Ручьевых собрались бригадиры: пожилой, степенный Максим Ветлугин и черный, как цы-ган, Антон Птицын. Потом во главе с Новоселовым пришли несколько стариков – «государственные советники», как называли их в колхозе.
Неторопливо переступил порог парторг колхоза кузнец Яков
В колхозе, после учителя Федора Семеновича Хворостова, Яков Балашов для ребят был, пожалуй, самым интересным человеком. Для него всегда находилось много неотложных дел: то он налаживал молотилку, то чинил автомашину, то сутками пропадал на электростанции.
«Наш рабочий класс!» – уважительно говорили про Якова Ефимовича в колхозе. Подростки табуном ходили за дядюшкой Яковом, у которого «хватало про всякого», и часами торчали в кузнице. Хоть она и называлась по-старому кузницей, но скорее напоминала добротную механическую мастерскую: имелись в ней и станки, и сварочный аппарат, и многое другое, что старому деревенскому кузнецу и во сне не снилось. Ребята собирали для Якова Ефимовича металлический лом, учились у него слесарному и токарному делу, пайке и клепке и с гордостью называли кузницу «цехом»…
Позже всех пришла Марина Балашова с подругами.
После рабочего дня девушки уже успели приодеться, щеголяли беретами, шелковыми косынками, расшитыми блузками. Марина закутала голову цветистым ковровым полушалком. Полушалок был ей очень к лицу, и Костя в шутку прозвал его «крылом жар-птицы».
Костя встретил девушек у порога и лихо козырнул:
– Мотопехоте привет!
Кличка эта давно, еще с военных лет, утвердилась за высоковскими комсомолками, и девчата на нее не обижались.
– Вот так кавалер! – улыбнулась Марина. – Звать – позвал, а местечка посидеть не приготовил.
Спохватившись, Костя ринулся в сени, загремел старыми ведрами, тазами и через минуту втащил в комнату длинную скамейку.
Сам он забрался на печку, где уже расположился Колька.
Костя любил, когда у них в избе собирались колхозники. Подперев щеки руками, лежишь на печи и слушаешь разговоры взрослых о пахоте и сенокосе о конях и машинах, о семенах и удобрениях. А на другой день, встретившись на улице с мальчишками, тебе уже не надо вместе с ними гадать, куда это поехала колхозная трехтонка, зачем на околице деревни копают ямы и сваливают кирпич: все ты знаешь, все можешь объяснить.
Сергей зажег лампу под широким жестяным абажуром и рассказал о сегодняшнем совещании в районе; их колхоз получил задание – втрое расширить посевы проса и в два раза увеличить его урожайность.
– А ведь был слушок, что совсем просо из посевного плана снимут, – осторожно заметил бригадир Ветлугин.
– Разговорчики о том, что просо – бросовая, невыгодная культура, надо будет оставить, – сказал Сергей. – Придется нам просом по-серьезному заняться.
И, посмотрев на Марину, он спросил, как она отнесется к тому, что большую часть
– А ты почему про главное не сказал? – в свою очередь, спросила Марина. – Как все-таки урожайность проса мы будем поднимать? Говорилось об этом на совещании?
– Был разговор, – ответил Сергей. – Надо, конечно, все правила агротехники выполнять, за посевами ухаживать лучше…
– Уж я ли не ухаживала!.. – вырвалось у Марины.
Развязав полушалок и обмахиваясь, она поднялась со скамейки. – А только на старую агротехнику особо надеяться нельзя. Толку от нее немного…
– У нас, кажется, школьники какой-то опыт с просом проводят? – вспомнил Яков Ефимович.
– Да-да! – Сергей приподнял абажур над лампой и осветил лежащего на печи Костю: – Ну-ка, спустись, доложи! Какие у вас там успехи в «просяной бригаде?»
Костя вздрогнул и полез вниз, но потом, сообразив, что откровенный рассказ о неудавшемся опыте ничего, кроме стыда, ему не принесет, вновь забрался на печь.
– Пусть Варька Балашова докладывает… – буркнул он.
– Не вышло ничего у школьников, я знаю, – сказала Марина. – Вот тут и гадай, как к этому просу подступиться! Я сколько книг перечитала – и там никакого ответа. Выходит, что сей просо, трудись, старайся, а урожая выше тридцати пудов с гектара не жди. Да что оно, заколдованное, это просо? Человек с ним и поделать ничего не может?
– Погоди, не горячись! – остановил ее Яков Ефимович, поглаживая густые усы. – Мы понимаем… Задание не из легких. Было бы дело попроще, второй бригаде не поручали бы. Значит, думать надо, искать… Так,как же, дочка? Берешься? Ты ведь не одна. У тебя комсомольцев полно в бригаде. Поддержат!
Марина переглянулась с подругами и, вздохнув, села на скамейку:
– Раз надо – будем стараться!
Сергей посоветовал Марине списаться с Андреем Новоселовым.
– Ребятишки уже писали ему, – сказал дед Новоселов. – Молчит Андрей. Значит, нечего еще ему посоветовать нам. Не добрались, видно, ученые до проса, других забот хватает.
Но Сергей все же настоял, чтобы Марина дала телеграмму учителю Федору Семеновичу: пусть он повидает Андрея, поговорит с ним.
Посидев еще немного, колхозники начали расходиться. Сергей вышел их проводить.
Костя и Колька слезли с печки.
– Ты посмотри, какую я картинку новыми карандашами нарисовал. Называется: «Костя докладывает». Хочешь, на память подарю? – Колька сунул брату в руки тетрадочный лист бумаги и отбежал к двери.
На листе был нарисован забившийся в угол печки чубатый мальчишка.
Костя вспыхнул и порвал рисунок на мелкие клочья.
– Ладно… Попадешься и ты мне на карандаш! – погрозил он брату.
Глава 14
Костин урожай
Утром к Ручьевым заглянул Митя Епифанцев. Колька обрадовался ему и достал с полки спичечную коробочку:
– Видал, какого я жука нашел! Рогатый, с усами… У тебя есть такой?
Но Мите было не до жука. Он отвел Костю в сторону и недовольно шепнул:
– Слушай, Ручей, надо же совесть иметь!